Луиза Батыр-Булгари: «Я вынуждена существовать сама по себе»

«Ставка начинающих молодых композиторов – 10 тысяч рублей за песню»

– Луиза Миннигалиевна, я в этом году был в Алматы, иногда смотрел телевизор и понял, что казахская попса – очень крутой коммерческий продукт. Аранжировки, концертные шоу, костюмы – все сделано профессионально и выглядит стильно. То есть казахи, что называется, смогли. Почему татарская эстрада все постсоветские годы выглядит отставшей на много лет?

– Все так и есть, уровень татарской эстрады, к сожалению, ниже уровня республик Средней Азии и Казахстана. Я вам больше скажу, он ниже даже уровня нашей собственной эстрады 1950-60-х годов. У меня у самой в голове все время крутится этот вопрос: как мы, грамотный и образованный народ, так запустили свое национальное искусство?

Но это долгий разговор, в нем много разных аспектов. Например, можно задаться вопросом, почему в Татарстане, где есть и музыкальные вузы, и Союз композиторов, массовой музыкальной культурой заведуют дилетанты. И почему уже не одно десятилетие в нашем эфире и в концертных залах, даже на международных песенных конкурсах и фестивалях, чаще всего звучит самодеятельность. А городская профессиональная песенная культура на грани исчезновения.

– Вы сказали, что аспектов много. Можно поподробнее?

– Прежде всего, это вопрос вознаграждения. Профессионалам неинтересно работать в эстрадной песне, потому что писать и записывать песни на хорошем профессиональном уровне для композитора сегодня просто разорительно. Мне, как имеющей некоторые звания, платят по ставке чуть больше, чем молодым начинающим авторам, но и я просто выхожу «в ноль». И не имею возможности записать свои многочисленные новые песни, которые уже второй десяток лет пишу просто в стол – не хочу напрягать профессиональных исполнителей платить за хорошую аранжировку немалые деньги.

Сейчас ни для кого не секрет, что на татарской эстраде главенствуют в основном самодеятельные исполнители, а профессионалы вынуждены уйти в тень, в другие профессии. Или в поисках лучшей доли покидают республику, пытаются реализоваться за ее пределами. Редко кому это удается. Кому как повезет, конечно, но большинство талантливых исполнителей, к сожалению, так и остаются нереализованными, безвестными. Оседают в основном в составе коллективов российских хоров, музыкальных театров, церковных хоров и на педагогическом поприще.

– Вы заговорили о ставках гонорара за песню. Речь же о ставках Мункульта? Какие там расценки?

– Начальная ставка за песню в Министерстве культуры РТ, то есть ставка начинающих молодых авторов, – 10 тысяч рублей. Кстати, насчет этой низкой ставки я уже писала в Минкультуры и надеюсь, что там это примут к сведению и ситуация изменится.

При этом стоимость профессиональной аранжировки песни – от 40 тысяч рублей и выше. Затем следует почасовая оплата за запись фонограммы с голосом певца (у каждой студии своя цена), далее – затраты на коммерческую ротацию в эфире. А если песня не коммерческая и, допустим, на патриотическую или историческую тематику, или просто эстрадная песня, и заранее определить, будет она хитом или нет, сложно? Примитивная пустая песня, которую постоянно крутят в эфире (не бесплатно, конечно), может легко стать хотя и временным, но хитом. А бывает непредсказуемо, когда автор быстро, за пару минут написал песню, которую сам серьезно не воспринял, но песня вдруг стала хитом на все времена.

Так, например, стало с моей популярной песней, которую сейчас считают даже народной, – «Мин сине шундый сагындым». Я посчитала ее слишком простой, примитивной, мне было даже стыдно перед музыкантами, записывавшими в студии фонограмму. И только когда песню проникновенно запел Айдар Файзрахманов, сомнения по ее поводу у меня пропали.

Но в целом создать и донести до слушателя хороший музыкальный продукт с яркой мелодией, глубоким содержанием профессиональному композитору не всегда, к сожалению, удается. Бывает так, что будущая популярная песня не сразу доходит до сердца слушателей и проходит долгий путь, и причин этому много. Так было с некоторыми моими песнями 80-х годов, которые стали потом широко известными и вошли в золотой фонд татарского песенного искусства, и с подобными песнями других авторов.

«Сколько получаю авторских отчислений? Стыдно даже озвучивать»

– С какими, например?

– Например, с моими известными песнями 80-х годов: «Бөтен нәрсә сине хәтерләтә», «Кайту», «Соңлама», «Ак яулыклы әнием» и другими, которые худсовет республиканского радио сначала не пропустил. Кому-то одна песня показалась слишком депрессивной, другая - слишком современно-вызывающей, а кому-то, видимо, Хайдар Бигичев дорогу перешел, и т.п.

А вот пример с популярной песней Сары Садыковой «Җидегән чишмә», которую любимая народом певица Зухра Сахабиева задолго до ее популярности годами исполняла на эстраде, но не было особого резонанса, пока песня случайно не выстрелила в радиоэфире в новой аранжировке. Аранжировке, в частности, талантливого, ныне покойного музыканта Марса Кашипова, благодаря которому песни Сары Гарифовны засверкали новыми красками и быстро пошли в народ. В середине 80-х годов, будучи музыкальным редактором Таткнигоиздата, я издавала авторский сборник Сары Садыковой, куда включили ее песни именно в его обработках и аранжировках. То есть многие песенные хиты долго шли до слушателя, не застрахованы от этого и новые песни.

Запись музыки сейчас и, в частности, запись песни – это новый вид современного музыкального искусства. Сейчас это делает не один человек, а команда узких специалистов для каждого процесса записи: аранжировки, сведения звука, записи голоса, монтажа, снова сведения звука, мастеринга и т.п. Раньше было иначе, до 1990 года записывали игру живых музыкантов, а в 90-х все перешли на синтезаторы. Но в Татарстане 90-х, видимо, из-за отсутствия финансов, все перекинулись на детские японские самоиграйки «Ямаха», отсюда, соответственно, был примитивный общий уровень фонограмм, уровень звука и т.д. А сейчас приняты общемировые стандарты звучания, от которых национальная эстрада существенно отстает.

– Возвращаясь к ставкам Минкульта. Вам возразят: почему за коммерческий продукт, который пишется для ротации на радио и телевидении, должно платить государство? Разве это не рынок должен решать? Если кто-то пишет хорошие песни, того заказчик сам найдет и заплатит сколько надо. Нет?

– Я уже пояснила механизм песенно-эстрадной индустрии – сколько необходимых этапов проходит песня, сколько затрат, и не только финансовых, но и духовных сил, времени надо положить на создание одной, даже просто хорошей песни. Окупится это или нет, должен решать в нынешнем понимании продюсер, который взялся за раскрутку певца, именно грамотный и понимающий толк в искусстве, в прогрессе искусства, карьерной перспективе исполнителя, особенностях его таланта, подборе его репертуара, работе с поэтами, композиторами, аранжировщиками и т.д. А таких образованных и дальновидных продюсеров у нас в национальной эстраде пока нет, как нет и, фактически, настоящего профессионального шоу-бизнеса. У нас просто сцена сельского дома культуры и клуба перенесена на городскую сцену и не более.

– К продюсерам, если позволите, еще вернемся. А сколько композиторы получают по линии авторских отчислений?

– Практически ничего. За звучание моих песен на концертах от Российского авторского общества мне приходят совсем смешные деньги.

Из РАО мне приходит информация об использовании моей музыки по всей стране. Речь идет о нескольких сотнях пользователей ежемесячно – это радио, телевидение, интернет, концертные площадки, ИП, ООО и т.д. Но в месяц я получаю такие суммы, которые даже стыдно озвучивать.

– А все-таки?

– 1-1,5 тысячи рублей. А иногда совсем ничего. Понятно, что это несравнимо с советскими временами, когда ты легко мог записывать новые песни благодаря авторским отчислениям.

Сейчас работа авторских обществ – это не про заботу об авторах, а про их использование. Мои песни и музыка годами незаконно и без оплаты используются самыми разными учреждениями и организациями, им несть числа. Фактически это ущерб на сотни миллионов рублей. Но если мы сейчас начнем в этом подробно разбираться, будет разговор на несколько часов. Я все время говорю, что только на основе моих историй по авторскому праву можно писать мемуары под названием «Моя жизнь и борьба в искусстве».

«Ни в ближнем, ни в дальнем зарубежье не платят за ротацию песен в эфире»

– Значит, первая причина кризиса татарской эстрады – в отсутствии должного вознаграждения. А другие причины?

– Второй важнейший момент в том, что у нас нет национальных кадров в области эстрады, ни преподавательских, ни исполнительских. Нет певцов, аранжировщиков и композиторов.

Музыкальные вузы Казани выпускают кого угодно, но только не эстрадников. Казанская консерватория вообще не заинтересована в национальных кадрах любого направления.

– Почему?

– Их работа давно уже ориентирована на коммерческое образование иностранных студентов. Недавно было создано вокальное эстрадное отделение в Казанском музыкальном училище, но оно пока о себе не заявило. Других подвижек нет.

Дальше из существенных причин я бы отметила коммерциализацию радио- и телеэфира. И то, что фактически нет критериев отбора в этот эфир на предмет художественного уровня, профессионализма, качества музыки. И в итоге там звучит то, что оплачено.

Это, на самом деле, огромный тормоз для прогресса профессиональной эстрады. Фактически мы коммерциализировали сам дух народа, потому что без песен трудно представить жизнь и самосознание татар.

– А разве только татароязычный эфир коммерциализирован?

– Ни в ближнем, ни в дальнем зарубежье ротация песен с оплатой эфира не связана. Только с рейтингом слушателей и рекламой. Поэтому в эфире там звучат лучшие образцы песен.

– Вы еще в нашем предварительном разговоре сказали, что сейчас у дипломированных певцов нет творческой перспективы, потому что у нас нет нормального продюсерского центра. Но на слуху как минимум продюсерский центр Рифата Фаттахова.

– Понимаете, настоящий, то есть образованный и обученный продюсер – это не тот человек, который только раскручивает исполнителя и снимает с этого сливки. Он в первую очередь, как я уже сказала, должен уметь почувствовать потенциал певца, причем на большую долгосрочную перспективу. И еще уметь работать с поэтами, композиторами, аранжировщиками, звукорежиссерами, ориентироваться в современных музыкальных направлениях.

– Но ведь нельзя не признать, что Фаттахов лично пробивает разные полезные вещи, такие как конкурс на лучшую татарскую песню или памятник Рашиду Вагапову.

– Но результата у этого конкурса нет и не предвидится. При том, что республика не жалеет средств на его проведение. Цель господина Фаттахова - провести мероприятие и за счет бюджетных денег получить в свое личное пользование исключительные права авторов. То есть фактически лишить их исключительных авторских прав. Многие, даже сами композиторы, до сих пор этого не понимают. Я, например, стараюсь никому не отдавать свои авторские исключительные права, так как все, кто бы ко мне ни обратился, спрашивают: являюсь ли я обладателем исключительных прав на то или иное произведение.

Ни один уважающий себя профессиональный композитор, да и самодеятельный автор, если он хоть немного юридически подкован, не отдаст другому человеку исключительные права. И не только на хит, но даже на просто хорошую песню, тем более за символическую сумму. А символическая она потому, что заявленные призовые деньги делятся на всех участников создания песни: поэта, композитора, аранжировщика, певца. На этом конкурсе победителем остается лишь сам продюсер. И поэтому на конкурсе мы имеем то, что имеем. Насколько мне известно, практически ни одна песня из этого конкурса народу не запомнилась.

Талантливая молодежь и ко мне приходила, еще в 1990-х годах. Но я ничем не могла им помочь. Еще в начале 90-х я задумала создать Национальный музыкально-продюсерский центр, как раз для записи музыки и продюсирования, а в целом – для развития татарской эстрады. С друзьями-музыкантами зарегистрировала студию «Мирас» и обратилась к главе администрации Казани Камилю Исхакову за разрешением о строительстве творческого центра на базе бывшего дома, который построил мой отец в центре города.

«Меня приравняли к злостному преступнику»

– Где именно?

– По ул. Островского, 15, во дворе Музея истории татарской литературы с мемориальной квартирой Шарифа Камала. В этом доме, построенном отцом, я прожила с семьей 30 с лишним лет. Так вот, выполняя решения четырех постановлений администрации, я выкупила в 1995 году дом, оформила землю, заказав и утвердив рабочий проект под расширенный участок под примыкающими к дому отцовским гаражом и сараем, затем выкупила земельный участок площадью 260 кв. м под строительство, и т.д.

На все это ушло почти 10 лет, с 1993 по 2002 год, но потом чиновники администрации Казани не дали мне осуществить мою творческую мечту. Почему? Потому что к моменту окончания оформления земли и подготовки к строительству мой участок приглянулся одному из руководящих чиновников администрации города Игорю Фролову. Видимо, он решил любой ценой отнять у меня собственность, для чего составил с коллегами задним числом на основе подлога документы о приватизации моего участка (уже на тот момент принадлежавшего мне по праву собственности) и подал в суд на отмену решений постановлений администрации. Суд принял сторону чиновника, и у меня все отняли, не возместив затраты и не предоставив даже замещающего участка.

В итоге в течение 2003-2004 годов я год своего 50-летия провела в судах, их было более 30, вместо проведения юбилея. После этого я тяжело заболела, получила серьезную нервную болезнь, стала инвалидом III группы. Полностью потеряла голос на целых семь лет, из-за чего врачи запретили не только работать, но даже слушать музыку. Об этом деле в прессе тех лет много писали, в мою защиту выступили депутаты Госсовета, которые написали письмо Президенту РТ.

После этого была проведена следственная проверка, и Прокуратура республики вынесла постановление о возбуждении уголовного дела против чиновников, но тот же самый Вахитовский районный суд отменил это постановление. Ни доказательства, которые содержались в материалах проверки, ни результаты экспертизы, которую провело экспертно-криминалистическое управление МВД РТ и где был признан факт подлога и нарушения земельного и гражданского законодательства, не были приняты во внимание. Хотя, согласно официальному заключению ОБЭП МВД РТ, действиями чиновников мне был нанесен материальный и моральный ущерб. По земельному законодательству администрация обязана была возместить ущерб, однако этого не было сделано.

То есть со мной, известным творческим деятелем, работающим в интересах национального искусства, чиновники поступили аморально и безжалостно. Согласно закону, только у преступника, совершившего тяжкое преступление, можно забрать его собственность без возмещения. Получается, что меня, творческого деятеля, желающего построить творческий центр во имя прогресса искусства, приравняли к злостному преступнику.

– У этой истории есть продолжение?

– В этом году я обратилась к мэру города Ильсуру Метшину с просьбой о возврате затраченных мною средств (поскольку деньги, заплаченные за выкуп дома и земли и за проект, ушли на счета администрации) для осуществления творческих юбилейных проектов.

Я все-таки оптимистически надеюсь, что в этом году, объявленном Раисом республики Годом национальных культур и традиций, и с учетом моего юбилея, мне, наконец, будет оказана помощь со стороны руководства республики.

«Жаль, что сын ушел из национальной музыки»

– А куда сейчас идут начинающие композиторы, если они хотят зарабатывать? Разве они не могут писать музыку, например, для кино, рекламы, компьютерных игр? И не только для российских заказчиков.

– Я знаю многих наших талантливых ребят, сотрудничающих ныне с зарубежными компаниями, выставляющих свою музыку в интернете на зарубежных сайтах. Например, мой собственный младший сын Рустам уже почти 15 лет работает таким образом. Хотя начинал он со мной, записав в свое время, когда ему было всего 16 лет, уникальный аудиоальбом старинных татарских народных песен в этническом стиле «Борынгы аваз» («Музыка из глубины веков»). Мы выпустили альбом в 2005 году к 1000-летию Казани, и он стал хитом продаж среди туристов и гостей города, получил много отличных отзывов и от профессионалов, они говорили, что это диск мирового уровня. Потом сын какое-то время писал национальную музыку в стиле молодежной этники, музыку для наших театров, песни для татарских исполнителей, в частности, для группы «Райян».

Однако самый парадокс в том, что при поступлении в Казанскую консерваторию никто из комиссии даже не послушал и не поинтересовался ни одним его произведением, хотя в Москве на композиторское отделение принимают даже с одной песней! Завкафедрой композиции Казанской консерватории Александр Маклыгин, посмотрев партитуры сына, сказал, что с такими партитурами у нас, дескать, заканчивают консерваторию, а не поступают.

Такой у нас в республике своеобразный местный интерес к талантливым кадрам.

– Чем сейчас занимаются ваши сыновья?

– Рустам продолжает заниматься творчеством, работает на московских и зарубежных заказчиков, выставляет свою музыку в интернете. Жаль только, что из-за подобных Маклыгину людей он ушел из национальной музыки.

Кстати, тот же Маклыгин не принял и моего старшего сына Расула, пианиста и композитора, причем переводом из Ташкентской консерватории, хотя покойный композитор Александр Руденко высоко оценил его творчество, хотел взять его в свой класс. Сейчас старший сын работает в Москве в сфере киноиндустрии в качестве видеооператора, монтажера, а в последнее время – руководителем творческих проектов. Иногда помогает мне в съемках видеоклипов на мои песни.

– Подытоживая этот длинный разговор о кризисе татарской эстрады – что вы считаете необходимым для улучшения ситуации?

– Я считаю, что сейчас как никогда нужна единая политика, направленная на повышение профессионального уровня музыкального искусства, на воспитание национальных кадров исполнителей-эстрадников, продюсеров и воспитание музыкально-художественного вкуса народа.

Сейчас организации культуры существуют как бы сами по себе, в приоритете у них коммерческие цели, а не задачи воспитания духа и вкуса у народа, как это было в советские времена, когда именно такая политика исходила от Минкультуры. И объекты культуры не могли с этим не считаться, тем более что в Минкультуры существовал отдел искусства. Ныне он упразднен, и профильных специалистов по искусству в министерстве нет.

Поэтому руководству Минкульта в одиночку не справиться с этой важнейшей задачей. Нужна взаимодействующая с министерством общественная организация по культуре и искусству, в которую должны входить широко образованные специалисты и талантливые творческие деятели разного профиля: музыканты, дирижеры, композиторы, аранжировщики, певцы, режиссеры, актеры. Некий Национальный союз деятелей искусства РТ, члены которого добровольно желали бы помочь прогрессу национального искусства.

«За все годы моей творческой деятельности республика не провела ни одного моего юбилейного концерта»

– У вас 14 августа был юбилей, с чем мы вас искренне поздравляем. Он будет как-то отмечаться на уровне республики?

– Я еще два года назад в ответ на запрос Минкульта представила план мероприятий к своему 70-летию и 55-летию творческой деятельности с несколькими проектами: постановками музыкальной комедии-оперетты «И, Сабантуй-тамаша!», балета для детей «Сказки волшебного леса» по Г. Тукаю, молодежного рок-мюзикла на русском языке «Тим Талер», двумя авторскими концертами моих старых и новых песен, изданием моих авторских сборников.

К сожалению, все осталось пока только на уровне оптимистической надежды. Концерты, подобные тому, что я хотела показать народу, готовятся не быстро, и в этом году ничего осуществлено не будет, к сожалению. Финансирование их не запланировано. Надеюсь, что на следующий год концерт и моих популярных, а также новых современных песен будет проведен. Основной замысел последнего именно в показе новых песен и в показе публике не только известных исполнителей, но и молодых талантливых, которым нужно дать путевку в жизнь. В свое время я помогла многим нынешним звездам татарской эстрады.

Также я очень надеюсь на постановку народной музыкальной комедии-оперетты «И, Сабантуй-тамаша!», которая ждет своей очереди с 1993 года, когда это произведение было впервые прослушано в оперном театре и получило высокую оценку худсовета. Оно так и не было поставлено, но я не теряю надежды, что этот уникальный спектакль, в котором на фоне общей драматургии, красивых, в стиле народных, лирических и задорных молодежных песен показаны и Сабантуй, и национальная свадьба с выкупом невесты, и молодежный «Аулак өй», и старинные обрядовые сцены, будет поставлен либо в казанском оперном театре, либо на сцене театра имени Камала. Или же, в крайнем случае, в башкирском оперном театре, но тогда это уже будет реклама и воспевание башкирского Сабантуя, не Идели, а Урала, и т.д. Все зависит от желания театров и руководства республики.

Все спектакли (их более 20), для которых я писала музыку, пользовались успехом, были кассовыми. На театральных фестивалях моя музыка тоже получала высокую оценку, многие давно поставленные спектакли до сих пор идут на сцене. Надеюсь также и на постановку балета для детей к предстоящему в 2026 году 140-летию со дня рождения Габдуллы Тукая.

– У вас до этого были авторские песенные концерты?

– Проведенных республикой не было ни одного. За все годы творческой деятельности – не было ни к 50-летию, 55-летию, 60-летию, 65-летию, ни теперь и к 70-летию. Считаю, что это нонсенс, поскольку я практически единственный профессиональный композитор-песенник, песни которого уже давно признаны народом и стали национальной классикой.

– Это факт.

– И при этом я вынуждена существовать как бы сама по себе, без господдержки, как частное лицо. Вот вам простой пример. Мой первый и до сих пор единственный авторский сборник песен «Якты моңнар» («Мелодии души») вышел в Татарском книжном издательстве в 1988 году, 35 лет назад. Тираж 6,5 тыс. экземпляров тогда, кстати, разошелся за две недели, это была сенсация. И вот с тех пор не вышло ничего, кроме двух сборников песен для детей, которые я издавала сама с помощью спонсоров (сборник «Хәрефле шакмаклар» в 1995 году – с помощью фонда «Рухият», сборник «Сайра, монлы сандугач» в 1999-2000 гг. - с помощью гендиректора ЗАО «Петрокам» Гаяза Сахапова). Таким образом, детям в плане репертуара больше повезло, но в целом эстрадные песни – временной жанр, их надо издавать своевременно. Но, к сожалению, руководство ТКИ сейчас настроено в основном на заказную продукцию.

В этом издательстве, как я уже сказала, я сама проработала музыкальным редактором 13 лет в советские годы. И постоянно, каждые пять лет, издавала авторские сборники ко всем юбилейным датам профессиональных композиторов. То есть выпускала самое ценное и востребованное народом в национальной музыке. А сейчас я, будучи лауреатом Госпремии имени Тукая, получившим эту награду именно за лирико-гражданское песенное творчество, не могу издать уже на протяжении несколько лет, не говоря уже – к своему юбилею, трехтомник «Аккош моны…» («Лебединая грусть») из 235 песен.

Я еще в прошлом году выразила отказ от гонорара и просила издать его с минимальными затратами на простой бумаге, в дешевой мягкой обложке, лишь бы оставить народу свое творческое наследие. По совету Минкультуры в прошлом году было представлено несколько смет в качестве тендерных предложений от разных типографий, но из Минфина пришел отказ – «ввиду отсутствия средств».

«У меня есть новые песни, которые станут если не хитами, то популярными»

– В этой ситуации вы не жалеете, что вышли из Союза композиторов РТ?

- Нет, не жалею. Я сделала это из-за, назовем их так, творческих разногласий.

Да, и еще в прошлом году на встрече Президента республики с молодежью был обнародован с обещанием финансирования проект молодежного киномюзикла «Их, кызлар, егетләр!». Он о судьбе сельской молодежи, приехавшей в город и пытающейся разными путями стать современными горожанами, но затем все-таки вернувшейся на родную землю. Предполагалось, что его снимет на профессиональном уровне московская съемочная группа, и это будет яркий, веселый и одновременно грустный фильм о первых чувствах, обманутой любви.

На подготовку к съемкам у меня лично и у участников съемочной группы ушло больше полугода (кастинг, создание нового сценария, музыки, подготовка локаций, проведение тендера и т.д.), но в конечном итоге Минфин в финансировании опять-таки отказал.

– Возвращаясь к юбилейному концерту – сколько времени требуется на его подготовку?

– Минимум год.

– Почему так много?

– Это немного для подготовки профессионального концерта достойного уровня. В Москве, например, подобные концерты начинают готовить за несколько лет.

В первую очередь для концерта нужно подготовить и осуществить запись профессиональных концертных фонограмм песен. А запись музыки сейчас, как я уже говорила, отдельный вид искусства. Хорошие записи народ слушает всегда, вне зависимости от времени, поэтому я стараюсь записывать качественно, чтобы песни могли звучать в эфире многие годы.

После осуществления записей понадобится еще создание концертного видеоряда и масса других творческих и организационных моментов.

– У вас есть конкретные планы о месте проведения концерта?

– [Директор театра оперы и балета имени Мусы Джалиля] Рауфаль Мухаметзянов уже согласился предоставить свой зал бесплатно. Минкульт, по словам министра Ирады Аюповой, готов, вместе с директором театра, поддержать меня организационно. На днях я отправила Раису РТ Рустаму Минниханову большое историческое письмо с моими предложениями, приложив к нему смету концертов, изданий (без гонорара) не только вышеуказанного сборника, но и других сборников, в том числе песен для хора, вокальных ансамблей, новых песен для детей, сборника инструментальной музыки, фортепианной и скрипичной музыки для детей и юношества.

Я хочу оставить народу достойное музыкальное наследие. Если не издать это сейчас, при жизни, мою музыку постигнет та же участь, что и у основоположника татарской профессиональной музыки, автора первых татарских опер «Сания» и «Эшче» Султана Габаши. Его рукописи уже почти 100 лет находятся в архивах ИЯЛИ, и никто, в том числе Союз композиторов, не заинтересован в их издании. Народу известна лишь одна прекрасная песня Габаши «Кәккүк». Будучи музыкальным редактором, я запланировала в 1993 году издание полного собрания его сочинений объемом 30 печатных листов, но, попав под общее сокращение, не смогла реализовать это издание.

– По телефону вы сказали, что у вас не менее 50 новых песен. По вашей оценке, среди них есть хиты уровня «Су буеннан әнкәй кайтып килә», «Мин сине шундый сагындым»?

– Невозможно, чтобы все песни были хитами, поскольку тематика и жанр песни тоже диктуют свою специфику. Но, смотря правде в глаза, считаю, что среди моих новых современных песен также есть если не хиты, то будущие популярные песни.

– Сколько из этих 50 песен вы хотели бы исполнить на концерте?

– Ну, хотя бы 30 (смеется).

«Многие советские и российские хиты – чистый плагиат западных песен»

– Ваше творчество как-то поменялось в последние годы? В какую сторону оно идет, если можно так сказать?

– В принципе, изначально, как выросшей в городе и воспитанной на русской и зарубежной классике, мне близка европейская музыка. С нее в раннем детстве (музыку пишу с 11 лет) я и начала свою творческую деятельность, и только когда случайно попала в качестве музыкального редактора в ТКИ, в круг татарской интеллигенции, поэтов и писателей, во мне, видимо, проснулись национальные гены, взыграла тюркская кровь. Но европейское и тюркское начала сидят во мне 50 на 50. Я легко пишу и национальную музыку, и в европейском стиле.

Может, поэтому многие мои песни, будучи национальными по мелодике, тем не менее, развиваются по-европейски. Мало кто знает, что я написала по заказу немало песен на русском языке. В последние годы создала немало произведений в чисто европейском стиле, например тот же рок-мюзикл «Тим Талер», большую инструментальную сюиту «Краски Парижа» и т.д. Но при этом я легко переключаюсь и на национальную мелодику, как змея, сбрасываю кожу (кстати, я и родилась в год Змеи).

В последнее время пришла к выводу, что хочу полностью переключиться только на инструментальную музыку. Во-первых, музыканты часто ее спрашивают, желая исполнять мою музыку. Во-вторых, мне самой интересно хотя бы временно уйти в другую область. И в-третьих, пока никакой поддержки в плане работы в области песенной эстрады я не вижу, тем более касающейся проведения моего авторского концерта.

– Кого из российских и зарубежных композиторов вы любите?

– Если говорить о композиторах-классиках в целом, то это займет много времени. Я коснусь только современных композиторов-песенников. В основном люблю музыку зарубежных авторов, и моя молодость прошла на лучших зарубежных хитах, авторов которых, к сожалению и к моему стыду, я знаю очень мало. Но я - давний поклонник и ценитель песен Элтона Джона, греческого композитора Стелиоса Влавианоса, написавшего все известные хиты Демиса Руссоса.

Из российских композиторов ценю и люблю песни Давида Тухманова (например, «Как прекрасен этот мир» и др.), Юрия Антонова («Нет тебя прекрасней» и др.), Александра Шевченко («Зимний сон»), люблю почти все песни Олега Митяева, Виктора Дробыша, Шамана.

К сожалению, многие советские и российские хиты – чистый плагиат западных песен. Даже у знаменитого Раймонда Паулса немало откровенного плагиата.

– Вы получаете доплату за звания заслуженного деятеля искусств РТ и лауреата Госпремии имени Тукая?

– В советские времена у творческих деятелей была доплата за звания. Она и сейчас осталась, но только у московских и питерских деятелей: артистов, певцов, композиторов, музыкантов. Кроме того, у них и пенсии в разы выше, чем у нас в Татарстане, где никакой доплаты за звания тоже нет. Доплату в сумме 10 тысяч рублей получают в РТ только члены Союза писателей республики, народные поэты и писатели.

К сожалению, хотя мои многочисленные песни и популярны в народе, а некоторые считаются народными, доплаты и повышенной пенсии, как у фактически народного композитора у меня нет. Все как у обычных людей, плюс скромная доплата за 3-ю группу инвалидности. В середине 2000-х годов я писала по этому поводу письмо за подписью композиторов в аппарат Президента РТ, но ответ не был получен.

– В последнее время Россия в рамках «поворота на Восток» все сильнее сближается с Китаем политически и экономически. Вы пожили какое-то время в КНР. Что вас там удивило и есть ли чему поучиться у Китая в культурном плане?

– Я семь раз была в Китае, меня даже приглашали на работу на музыкальный факультет университета в Нанкине, но я не хотела задерживаться там больше двух месяцев. Китай меня всегда удивлял своим быстрым экономическим чудом. Допустим, удивляли поездки в скоростных поездах со скоростью 320 км в час. Проезжаешь пустую станцию, а через полгода приезжаешь снова и видишь, что на этом месте уже выстроен большой город с инфраструктурой.

Но главное из того, что удивляло, это китайская эстрада, которую я слышала по радио. Она всегда поражала высоким уровнем и качеством фонограмм песен, их оригинальностью. Эстрада там на самом высочайшем уровне, причем песни очень красивые, душевные. Своеобразный тандем пентатоники с европейской гармонизацией и аранжировкой.

Татарской эстраде есть чему поучиться, но до Китая все равно – расти да расти… Я бы и в Китае могла творчески реализоваться, но родина у меня – на первом месте.

– Что бы вы пожелали самой себе на юбилей?

– Пока есть силы и здоровье, хочу оставить достойное музыкальное наследие: записи и ноты новых песен, новых инструментальных произведений. Несмотря на свои годы, не собираюсь прекращать творческую деятельность, а наоборот, пытаюсь сейчас наверстать упущенные годы из-за вынужденного молчания и перенесенной после причиненного мне ущерба болезни.