Время «ЧВС»

Четверть века назад о смерти такого экс-тяжеловеса страна узнала бы лишь после завершения праздников, когда «Правда» или «Известия» снизошли бы до жиденького некролога в правом нижнем углу полосы. Сегодня - уже через несколько часов в Интернет высыпалось бессчетное число комментариев с историями и байками, многих из которых, наверное, и не было. Каждый хотел успеть записаться в историю, коей только что стал Виктор Степанович. Кажется, ничего не добавишь: поэтому пишу то, что думаю. Точнее - то, что чувствую.

Это был, по-моему, понедельник…точно понедельник, потому как Борис Николаевич увольнял по понедельникам, когда приезжал утром в Кремль. Я только начинал работать редактором на телевидении, и это была утренняя смена. 10-часовой выпуск новостей перебирался через экватор: быстро исчерпались собственно новости, и в эфир потекло то, что на новостном жаргоне называлось «ламбадой». Мы, редакторы, лениво переводили глаза с телевизора на монитор агентств: ведь ничего уже не могло произойти, потому что утром этого тяжелого дня страна еще толком не проснулась. И вдруг на верхнюю строчку «ленты» выпрыгнула «молния» - экстренное сообщение, которое нас шибануло, действительно, как молния: «Президент своим указом отправил правительство в отставку». Эту «тассовку» в бессознательном состоянии успели буквально впихнуть ведущему в студию. Ему, бедному, она попала в руки, а потом и в уста где-то между «в зоопарке Сан-Диего у крокодила выросли крылья» и «в Индии женщина родила шестерню». Всем просто не верилось, что Черномырдина, «вечного» премьера, политического человечище, можно отправить, выпихнуть, «сдвинуть» в отставку. И у ведущего так и получилось, до абсурда буднично: договорил про зоопарк, взял листок и произнес: «А еще Президент России решил отправить правительство в отставку…».

Когда Черномырдин выпал из большой политики, появилось чувство, что из движущегося автомобиля словно выпал некий узел, отвечавший за стабильное вращение остальных узлов и деталей, и страну начало шатать, мотать и заносить, она скользила юзом, путала педали и цепляла днищем ухабы. Ее чудом пронесло по краю обрыва кризиса 98-го и еще долго болтало бы, пока не подорожала нефть, и за руль не сел другой тяжеловес по фамилии Путин.

Продолжая автомобильную аналогию, Виктор Степанович был этаким распределительным валом, позволявшим синхронизировать отвязавшиеся политические клапаны, амортизировать экономические и финансовые тряски. Ведь «под» Черномырдиным работали и младореформаторы вроде Немцова, и акулы монетаризма вроде Лившица и Ясина, и математики-госплановцы вроде Шохина, и отраслевики, и «мастера культуры», и «крепкие хозяйственники», и колхозники вроде Заверюхи. С последним, кстати, связано еще одно, почему-то забытое, но былинное изречение ЧВС: «Некоторые тут хотят сделать из Заверюхи козла…». Сложно себе представить, что кто-то из бывших или из нынешних смог бы подобрать в своем мозговом компьютере кодировку, одинаково читаемую как немцовыми, так и заверюхами – а Черномырдин мог.

Он был самым нужным для страны устройством: этаким передаточным механизмом, который мог объяснить либералу Явлинскому, что думают «красные директора», «директорам» перевести помыслы реформаторов, шахтерам истолковать расчеты финансистов, натовцам разъяснить русскую кузькину мать, а для украинцев надеть на «руку Кремля» лайковую перчатку. И все его почему-то с радостью понимали.

Заезженные понятия – надежность, стабильность, предсказуемость - с Черномырдиным приобретали иной, поразительно буквальный смысл. Этот человек балансировал, зацентровывал «раскачивавшуюся лодку» в огнеопасном 93-м, когда на знаменитом селекторном совещании (еще безо всяких айпэдов) сказал губернаторам: «мужики, работайте спокойно». И в страшном 95-м, когда пробурчал в трубку: «Шамиль Басаев, говорите громче» - в этом было что-то неуместно комическое, но потому и успокоительное. И в критическом 96-м, когда не позволил ельцинским силовикам отменить выборы и уберег нас от очередного 93-го. А еще осенью того же 96-го он на 23 часа стал временным президентом, когда постоянный лег на операцию. Парадоксально, но это были, кажется, самые спокойные неполные сутки за все «лихие» 90-е.

Многие теперь говорят, что в Черномырдине страна потеряла оптимального главу государства. Не знаю, как насчет «оптимального», но вот если бы можно было учредить такую должность – «постоянный и.о. президента», он был бы точно лучшим. Что-то вроде регента при ветреном государе. И так, чтобы тот только царствовал, а этот правил.

И даже полусказочная история с зачитыванием Виктором Степановичем в 1995 году в Татарстане речи, якобы написанной противоречивым Рафаэлем Хакимовым (когда российский премьер «заговорил голосом Татарстана») не вырвала его из колеи. Это для другого, более легковесного политика, такое чревовещательство оказалось бы фатальным, но для Черномырдина даже такое было естественным: ведь где он едет, там и дорога. Черномырдин говорит – как бы и канонизирует: сказал, значит так надо. И если бы он тогда с трибуны произнес что-нибудь вроде «Татарстан – межгалактическая республика со столицей на Альфа-Центавре», многие, уверен, попеняли бы не на него, а на себя: черт, а может, я что-то пропустил?

И, наконец, черномырдинское мнимое косноязычие (а на самом деле – «златоустие») – это тоже признак глубинной, укорененной народности и фольклорности. Ведь то, что происходило в России тогда, разве можно выразить классическим, не выкрученным языком? Говорили же: для этого следует новый язык изобрести. Вот он и изобретал ежедневно: «Принципы, которые были принципиальны, были непринципиальны» - это поразительно глубоко и точно в контексте реалий. «Я не могу это еще раз, я не знаю и не хочу этого. Это не значит, что нельзя никого. Ну, наверное, кого-то, может быть, и нужно. Кого-то вводить, кого-то выводить» - такое, кажется, без поллитра не понять, но разве не на эту аудиторию он работал? А можно ли было подобрать более верную частоту, чтобы донести до загадочной российской души сигнал о том, что Зюганов зря грозит войной НАТО: «Умный нашелся! Войну ему объявить! Лаптями! Его! Тоже! И это! Сразу как это все! А что он знает вообще! И кто он такой! Еще куда-то и лезет, я извиняюсь». Или еще - какие только президент Медведев ни подбирал формулировки, чтобы разъяснить увольнение Лужкова, но лучше б он цитировал Черномырдина: «Ну что нам с ним объединять? У него кепка, а я вообще ничего не ношу пока».

Эпоха Черномырдина таяла не рывком, а постепенно, вместе со средне-удельным весом политических персонажей. В последний год, после его долгожданного для «скупых рыцарей» из МИДа ухода с посольской должности, от Черномырдина уже почти ничего нигде не зависело. Он неважно выглядел, и, получая из рук Медведева орден, был вообще на себя не похож. Но пока этот центростремительный человек существовал, было как-то спокойнее – хотя бы от осознания, что он просто где-то есть.

Теперь стало еще одной причиной для спокойствия меньше.

Антон ХРЕКОВ, специально для ИА «Татар-информ».