news_header_top_970_100
16+
news_header_bot_970_100

«В других странах необыкновенно хотят услышать современную татарскую музыку»

Один из основателей post-folk-metal-группы «Барадж» Джонатан Линдэйв, а также ее давний участник Алексей Ложенков рассказали о том, с чего начиналась их творчество, как они работают с историческим материалом и что нужно делать современным татарским музыкантам, чтобы выйти из «эпохи Салавата».

Участники post-folk-metal-группы «Барадж» рассказали о том, с чего начиналась их творчество

Фото: vk.com/baradj

«Барадж» — это имя Зиланта»

– Джонатан, начну с вопроса о вашем псевдониме. Как он появился и как вас зовут на самом деле?

Джонатан Линдэйв: Меня зовут Айдар, а история появления псевдонима довольно прозаичная: когда-то давно, создавая страничку во «ВКонтакте», я захотел зарегистрироваться под каким-то другим именем. Зарегистрировался выдуманным именем Джонатан Линдэйв, и в итоге оно и стало псевдонимом.

– А как начиналась группа «Барадж»?

Дж.Л.: Это было в 2003 году, когда я встретил своего соратника Рустема Шагитова, сооснователя «Бараджа». Вместе с ним мы и создали первые композиции для группы. За долгие годы ее состав менялся не раз, но идея и концепция всегда оставались теми, которые мы придумали тогда с Рустемом. Сам он в 2016 году решил уйти «в отпуск».

– Сколько человек осталось из первого состава?

Алексей Ложенков: Один Джонатан. Просто ранний состав был собран еще в Елабуге, музыканты там были абсолютно другие. В этой группе многие уже сменились, некоторые даже поиграли на разных позициях. Я прямое тому доказательство. Рустем тоже когда-то играл и на гитаре, и на бас-гитаре. У нас всегда была такая интересная круговерть.

– Алексей, а когда вы пришли в группу?

А.Л.: Это было почти 10 лет назад. Мне пришло сообщение от Джонни, что им нужен бас-гитарист. Инструмент у него был, а состав нужно было «добить». На басу я играл еще в школьные годы. И вот в 2012 году я пришел в коллектив, в тот же год у нас вышел альбом «Нардуган», более-менее реализовавший себя, и с тех пор я в группе.

– А откуда название «Барадж»?

Дж.Л.: Это имя дракона из татарских и булгарских легенд. Все знают его как «Зиланта». Барадж – имя, а Зилант – определение существа. А выбрали мы его потому, что некоторые сказки и легенды связаны с Елабужским городищем – большим холмом, на котором когда-то была крепость. И все эти мифы и сказки связаны с этими местами.

«В истории татарской музыки наша эпоха осталась эпохой Салавата»

– Какую цель преследует ваше творчество? Что вы хотите им сказать?

Дж.Л.: Мы, наверное, сохраняем традицию в новом формате. Объясняем молодежи более понятным ей языком, что есть культура со своей историей и знаниями, которую стоит узнать и познать. Потому что в этом есть истина, помогающая людям жить свою жизнь.

А.Л.: Музыкальная сцена — это очень интересный организм. Если посмотреть в целом, то современной, с альтернативным звучанием музыки на татарском языке очень мало. Я выскажу личное мнение, что в истории татарской музыки наша эпоха осталась эпохой Салавата.

Очень велик объем производства татарской поп-музыки, которая собирает залы. И только сейчас, в последние годы, появляются ребята, которые развивают и андеграунд, и популярные, и более интересные, более свежо звучащие жанры.

То есть музыка — это не всегда про какое-то лекало или то, под что люди могут подвигаться. В нее ведь и какое-то нутро должно быть вложено. И мы пытаемся делать именно так. Сколько я играю в группе, это всегда было одним из условий.

– Алексей, а каково вам играть «татарский рок»?

А.Л.: Если копнуть терминологию, то если я правильно помню (могу, конечно, ошибаться), «Булгар» или «Болгар» изначально означает «смешанный». А сам я как раз чистой воды метис. Родился на Сахалине, папа у меня оттуда, а мама из Казани. При этом папа наполовину татарин. А себя я называю «отатаревший русский».

– Как вы пришли к этому жанру – post-folk-metal?

А.Л.: Вообще это просто эксперимент. На ранних этапах, когда музыку формируют, ее собираются продавать. Но мы придумали жанр, который сложно продать. Просто у нас такая музыка, и мы так ее определяем. Этот жанр, который существует и в других странах, подходит для этого больше всего. Это как авангард музыки. Что-то экспериментальное идет впереди, а потом это завоевывает сердца слушателей. Только потому, что обыденное, то, что они слушают каждый день, им надоело.

– А ваш слушатель – какой он?

Дж.Л.: Ему интереснее находить такие изюминки, как мы. Кто-то нас находит, нам даже пишут благодарности на японском, на турецком языке.

«Европе интересна музыка на “экзотических” языках»

– Вы плотно работаете с историческим материалом. Кто-то из вашей команды увлекается историей или, может быть, является профессиональным историком?

Дж.Л.: Да, это Ильдар Шафиков, директор [Государственного] архива [РТ]. Благодаря ему мы многое узнаем, он нам помогает.

Также у нас есть друг – мой дядя, художник Булат Гильманов. Он снабжает нас этими историческими фактами визуально, поскольку сам рисует на тему булгар. И название, кстати, он нам подкинул.

А.Л.: А его картины используются на обложках наших альбомов.

Дж.Л.: И еще он участвовал в написании текстов к нашим ранним песням.

– Интересна ли татарская музыка слушателям за пределами Татарстана? Я сейчас не об эстраде.

Дж.Л.: В других странах необыкновенно хотят услышать татарскую музыку! Но так как правила диктуют европейские тенденции, татарская музыка становится европеизированной. С одной стороны, это вроде бы хорошо, но в этом случае татарского в ней остается, условно говоря, 15 процентов, а остальное – это европейский стиль. Звуки, темпы, стили.

А.Л.: Год или два назад я разговаривал с тем самым Рустемом Шагитовым, и он упомянул, что в европейских и других странах интересна музыка на «экзотических» языках. А татарский язык для них – экзотический. Ведь не так много носителей языка и вообще тех, кто его понимает. Хотя они, несомненно, есть.

Такая музыка пользуется спросом, потому что это вообще «не от мира сего». Здесь не выкупишь ни текст, ни что-то иное. Здесь сам дух музыки резонирует с человеком. Я думаю, это так работает. Человек может и не понимать, о чем песня, но ему нравится, как подана музыка, как подан сам мелодический ряд и прочее.

– Вы выступали с концертами за рубежом?

Дж.Л.: Нет, не выступали по вполне конкретным причинам. Но хотим выступать! Сейчас катаемся только на территории России.

«В Татарстане недорабатывают свои продукты»

– Что нужно сделать, чтобы татарская музыка стала более известной?

Дж.Л.: Делать ее более разнообразной и качественной.

– То есть сейчас она однообразная и некачественная?

А.Л.: Я могу сказать про Татарстан: у нас недорабатывают свои продукты. Извините, но это правда. Довольно часто слышишь интересные идеи, и вроде бы все классно, но им «ничего неохота». И это касается многих музыкантов, а может, и нас в том числе.

Многие музыканты не сильны в промоушен, в распространении своего творчества. Везет тем, у кого в команде есть люди, которые умеют это делать, или тем, кто нанимает их для этого. Но это уже отдельная история, связанная с деятельностью музыкантов. Некоторые начинают более продуктивно работать в этом направлении, но, к сожалению, их не так много.

– Каких «татаропоющих» современных исполнителей вы могли бы отметить?

А.Л.: Первыми назову, конечно, Aq Bure. Они из Набережных Челнов, это практически наши коллеги по жанру. Последний раз мы выступали вместе с ними в Челнах в 2016 году. Мне очень понравилось играть с ребятами.

Кроме того, отметил бы группу «ОММАЖ», это что-то новое и интересное. В прошлом году открыл для себя группу Grom Bey, которая играла дэт-метал на татарском в начале нулевых, в интернете есть их записи live из каких-то клубов.

Дж.Л.: Может быть, еще Зуля Камалова.

– У вашей группы есть «место силы»?

А.Л.: Я думаю, это место, где мы собираемся. Но могу сказать, что когда мы все вместе жили на одной съемной квартире в центре Казани, это было весело и здорово. Там мы и жили, и творили, и репетировали. Это место приходит на ум первым.

– А как к вашим репетициям относились соседи? Стучали по батареям?

А.Л.: Не припомню такого! Просто надо выбрать громкость, подготовить помещение и рассчитать акустическую систему, тогда все будет нормально. И играть в разумное время, а не в 4 утра, например. И, разумеется, с барабанами мы репетировали только в студии. Потому что барабан и инструмент довольно тяжелый, и для него требуются специальные условия.

Возвращаясь к местам силы – конечно же, это городище в Елабуге. Но новым составом группы мы были там лишь однажды, к нам тогда пришел новый бас-гитарист Руслан. Он из Казани, но сейчас живет в Санкт-Петербурге. Это такое солнышко у нас нарисовалось (смеется). И мы были там на съемках клипа на композицию Hunnar.

«Музыкант – это человек трудящийся»

– Сейчас в Елабуге не выступаете?

А.Л.: Нет. Наверное, у города ограничены возможности. Дело только в этом.

– А хотели бы там выступить?

А.Л.: У нас есть желание выступать где угодно – главное, чтобы нам обеспечивали комфортную дорогу туда и обратно, чтобы музыканты могли без нервотрепки дать концерт хоть на следующий день, если это потребуется. И, конечно, это технический райдер, чтобы музыка «не потерялась в проводах».

– А где вас можно услышать вживую?

А.Л.: Сейчас это сложно. Но два последних акустических концерта мы дали в августе прошлого года. И в 2020 году играли у театра Камала на Дне города 30 августа.

- То есть выступаете не так часто?

А.Л.: Повторюсь, если кто-то может помочь нам с выступлением, мы с радостью выступаем. Можем сыграть где угодно, главное, чтобы были ресурсы, чтобы выступить комфортно.

– А что значит «выступить комфортно»?

А.Л.: Главное условие в том, что группа должна быть как единое целое. Мы же живем в разных городах, наш басист, например, приезжающиц, и перед выступлением на хорошем концерте нам нужно провести неделю репетиций, чтобы прийти в форму. На это тоже уходят средства. И если город может их восполнить, может нанять нас на фестиваль на эту сумму, то мы готовы сыграть. Суть только в этом.

Условия должны быть такие, чтобы человек мог работать. Ведь музыкант – это человек трудящийся. То есть музыку чаще всего приходится совмещать с основной работой. И фигачить на инструменте по 6 часов в личное время – тоже труд.

– Раньше в ваших песнях был женский вокал, сейчас его нет. Почему?

Дж.Л.: У нас было несколько вокалисток. Юлия Казакова уехала в Штаты, учится там на доктора. Она приезжала пару лет назад, мы подарили ей наш альбом. Динара Мансурова живет в Казани и тоже занимается музыкой, поет в группе. Они играют интересную музыку – с гитарами, электроникой. Если не ошибаюсь, в 2020 году они выпустили альбом.

– Чем ваш новый альбом «Tugan Rukh» отличается от предыдущих?

Дж.Л.: Тем, что он сделан в акустике. И тем, что там представлены песни из альбома «Nardugan» 2012 года в акустическом исполнении.

Этот эксперимент мы задумали сами для себя, чтобы научиться делать что-то по-другому. Нас воспринимают как татарскую метал-группу, и здесь мы как бы говорим, что можем играть не только металл.

Вообще музыка — это безграничная связь между человеком и природой, поэтому эта музыка и происходит. Вне зависимости от того, металл это или акустика.

Ильгизар Вахитов, milliard.tatar

autoscroll_news_right_240_400_1
autoscroll_news_right_240_400_2