Соотечественники // РЕЦЕПТЫ СЧАСТЬЯ НАБИУЛЛИНЫХ // [10 января, №1]

Грядущий год для страны особенный: мы будем отмечать 60-летие Победы в Великой Отечественной войне. К сожалению, ряды участников той жестокой войны и последовавшего за ней восстановления народного хозяйства очень сильно поредели. Поэтому живое слово ветеранов как никогда дорого сегодняшним поколениям. Нашему собеседнику Галимулле Набиуллину недавно исполнилось 80 лет. Он никогда не боялся трудностей, жил по совести – и судьба ему благоволила…...

- Галимулла абый, Вы считаете себя коренным мамадышцем, хотя родились на Урале…...

- Родители в голодный для Поволжья год спаслись тем, что уехали из Арташа в Пермскую область. Там, в Губахе, я и родился. Через год семья вернулась в Мамадышский район. Как и большинство сельчан, отец с матерью сеяли, жали хлеб, построили дом. В тридцатые годы вступили в колхоз. Я был первым ребенком в многодетной семье. Все мы, шестеро Набиуллиных– младших, дожили до сегодняшних дней.

В Арташе семилетней школы не было, и я ходил учиться в соседнее село. Окончил семилетку татарской школы. Ни слова не зная по-русски, с большой группой таких же пятнадцатилетних арташских ребят рванул в Нижний Тагил: нам хотелось участвовать в великих стройках. На “Коксострой” нас не взяли: малолетки, говорят, подрастите. Плакали, умоляли дать работу, и тогда нам поручили штукатурить цеха. А зима выдалась холодная, из одежды – старая фуфайка да стеганые штаны, из еды – 300 граммов хлеба на сутки. За ним еще надо было постоять на морозе: в три часа утра занимаешь очередь, пока дойдешь обратно, уже и хлеба- то в руке нет — скушал по дороге. От простуды болячки, помню, высыпали – за сотню метров мой стон был слышен, а к врачам обращаться мы, пацаны, не догадывались.

Наша арташская молодежь через десять месяцев расчет получила и укатила домой, а мы с Вафой остались. На сталелитейный завод мечтали попасть. Не получилось. Зарабатывали тем, что помогали бабушкам-башкиркам сено косить. Потом в нефтеразведку устроились. Кави абый, брат Вафы, был старшим рабочим, мы, как младшие рабочие, с вышки следили за трубами. Хорошая жизнь пошла: до тысячи рублей зарабатывали. Весть о войне нас застала в тайге. Друзья ушли на фронт, а мне, малолетке, еще пришлось поголодать на лесных работах. Наконец, и я добился, чтобы меня призвали в армию. Нас собрали, человек сорок, в Надеждинске (сейчас это город Серов), почти всех отправили в марийский лагерь, а пятерых, в том числе и меня, — на военный завод в Свердловск. Мы очень переживали, что не попали в Суслонгер. Это потом я узнал, от какой беды судьба уберегла.

- Что вам запомнилось из фронтовых лет? Где довелось воевать?

- В 1942 году после полутора месяцев учебы наш 170-й отдельный полк связи одели с иголочки, вооружили карабинами, погрузили в вагоны – и айда на Сталинград! В составе сорок второго батальона связи, под вой снарядов мы обеспечивали связью наши части. Нас учили: где бомбежка застала, ложись тут же на землю, замри. Кто паниковал, начинал перебегать, те погибали от огня врага. Далеко не все солдаты желали воевать. Помню немолодого мужчину из Елабуги. Очень, видимо, хотел домой. Надеясь откомиссоваться, прострелил себе палец. Беднягу увезли в госпиталь. А потом трибунал приговорил его к расстрелу. Еще мне довелось встретиться с односельчанином, служившим в загранотряде: так они с пулеметами стояли на линии и стреляли в своих, делавших шаги к отступлению.

Разве позабудется когда-нибудь разрушенный зимний Сталинград, пленение Паульса и его солдат! На голове у фрицев пилотка, на ногах хромовые сапоги, одеты в легкие шинели. Даже конвоя не нуыжно было для охраны тысячи пленных. Мороз был на нашей стороне. Идут, идут немцы и падают замертво, другие сдергивают с них одежду и кутаются.

Потом налаживали связь на Курской дуге, Варшавском направлении. Закончил войну в Берлине. Был связистом в военной комендатуре. Только в 1947 году демобилизовался. Есть правительственные награды. Но самое замечательное – пройдя тысячи огненных километров, я вернулся домой цел-невредим.

После войны, в Арташе, меня Бог опять миловал. Дело было так. Втроем мы вывозили хлеб с поля. Я освободился раньше и лег спать. А к напарникам нагрянула проверка. Во время обыска нашли припрятанный хлеб. Был суд. Старший из напарников, и раньше из тюрем не вылезавший, через пять лет вернулся, а молодой, который и виновен-то не был – сгинул на чужбине.

— Вы с Таскирой ханум очень красивая и, как Ваши дети говорят, — неразлучная пара. Как вы нашли друг друга. Поделитесь своим рецептом семейного счастья.

— Как же, натерпелась она в юности от меня, вернее, от моей учебы и занятости работой. А встретились мы в 1947 году на Сабантуе. В армии я переписывался с одной девушкой, она тоже была на Сабантуе. Но что-то у нас с ней не склеилось. С Таскирой же только посмотрели друг на друга, познакомились — и откуда слова брались, чтобы часами говорить. Она в Заинске учительницей работала, а как 22 июля расписались, осталась супруга без любимой школы. Снопы вязала, другую колхозную работу выполняла.

Таким было начало нашей любви. Меня в октябре партия направила на учебу. Через год приехал с дипломом агротехника, но пришлось покочевать, пока, наконец, не перевели в деревню Уразбахта. Год проработал, обустроились, как меня снова посылают на учебу. Техникум окончил с отличием и, видимо, вошел во вкус: сам подал документы в Казанский сельскохозяйственный институт. Правда, со второго курса на заочное отделение перевелся, потому что жена взмолилась: “Сколько могу одинокой жить?!” Когда прошел десятидневный семинар пропагандистов, меня направили председателем правления колхоза “8 Марта”. Каково было жить на 70 рублей зарплаты, имея шестерых детей, спросите лучше у жены. Любовь, умение уступать друг другу, терпение, звонкие детские голоса – пожалуй, если есть все это, семейный очаг будет счастливым. Недавно в клуб “Пар канат” нас приглашали. Спрашивают, как воспитал таких замечательных детей. А я отвечаю: “Я их не воспитывал, ничего не знаю. Это заслуга Таскиры Мухамедовны”.

— Ваши сыновья и дочери боготворят Вас. Вы их воспитали собственным примером: не пили, не ругались, работать им приходилось наравне с другими селянами. А Таскира апа, говорят, однажды не выдержала, даже “караул” кричала от отчаяния, когда семейный обед достался очередной комиссии из района.

— Действительно, жили мы очень скромно, а представители райкома, райисполкома отказывались от накрытых столов в других домах. Наверное, атмосфера нашего дома была такая, что притягивала людей. “Мы пять минут у вас побудем и уйдем”, — так они напрашивались в гости.

В семидесятых райком партии постановляет присоединить к нам колхоз имени Кирова. У них работников было мало, а долгов – по горло, только земли много. Куда деваться – объединились и вновь поднялись на ноги. Почетных грамот, наградных листов вот целая кипа. Но в 1973 году я подал в райком партии заявление, что ухожу с председательского поста. Много услышал сердитых слов, увещеваний, но, в конце концов, смягчились, предложили на выбор семь новых должностей. Выбрал работу в СМУ в Мамадыше.

Жителей Уразбахты (да и семью тоже) мое решение привело в шоковое состояние. Мы в Мамадыше вначале ютились в комнате, позже дали трехкомнатную благоустроенную квартиру. Почти десять лет, до 1986 года, я проработал на кирпичном заводе при СМУ – одном из самых передовых в республике. Потом, когда кирзавод отделили от строительного участка, производство заглохло.

— Чем Вы сейчас занимаетесь. Ведь не смотрите же целыми днями телевизор?

— У меня только на пенсии, наконец-то, появилось время на беседы с женой, занятие садоводством и цветоводством (все-таки я агроном), воспитание внуков и правнуков, на те же телепередачи. Жизнь моя, считаю, удалась на славу. Уже одно то, что уцелел в аду Сталинграда, Курской дуги, состарился рядом с любимым человеком – великое счастье. Дай Бог всем такую семью.

Беседовала Мунира АБСОЛЯМОВА