Равиль БУХАРАЕВ: «Диалог цивилизаций или диалог людей?»

Существуют в мире термины, которые от частого повторения стали восприниматься как сами собой разумеющиеся, хотя, если вдуматься, за ними стоит простое желание свести сложность и многоцветье мира к банальной черно-белой картине. Например, «война с терроризмом». Любому разумного человеку претит терроризм как метод добиваться своего, однако «война с терроризмом» - это как раз то, чего хочет и к чему стремится сам терроризм. Вместо искоренения причин, вызывающих терроризм, война с терроризмом лишь укрепляет самомнение террористов и убеждает их в том, что они ведут легальную войну, а не действуют террористическими методами.

Примерно так же обстоит дело и с понятиями «схватка цивилизаций» и даже, виноват, «диалог цивилизаций», которые пошли с легкой руки американских неоконсерваторов, известных своим стремлением видеть мир в черно-белых тонах. Эти понятия, если вдуматься, делают аксиомой весьма спорное представление о том, что в мире действительно существуют принципиально разные и даже антагонистические цивилизации.

С этим возьмется спорить любой деятель культуры, который воспринимает мировую культуры как нечто единое, чем она в действительности и является. Имена Толстого, Достоевского, Данте, Шекспира, Конфуция известны всему миру и оказали влияние на весь мир, не исключая арабских стран и стран Латинской Америки. Я уже не говорю о том, что идущая в мире глобализация и гораздо более древняя международная торговля давно являются каналами общения одной культуры с другой. Поэтому никаких различных человеческих цивилизаций, по-видимому, на свете нет – есть единая цивилизация сегодняшнего этапа истории, однако проявляется она различно в зависимости от страны и региона.

Доказательством этого, безусловно, является единое культурное пространства разных стран и народов, которое осталось нам в доброе наследие от Советского Союза – одно это уже опровергает тезис о наличии принципиально разных цивилизаций в мире. Казалось бы, где Шота Руставели и где Пушкин? Однако оба они – вопреки желанию тех, кто хочет только разделять и властвовать – были и остаются едиными культурными данностями очень большой части земного шара. Где Тукай и где Толстой? И вновь – политика взаимного уважения народов, которая осуществлялась в СССР, какими бы политическими причинами она ни руководствовалась, навеки поместила Тукая и Толстого в единое поле человеческой цивилизации.

О чем же у нас разговор? А о том, что вопрос не в диалоге несуществующих цивилизаций, а в простом понимании и уважении к культурным ценностям другого человека, другой общины, другой страны. Именно это уважение в последнее время размывается расхожими терминами вроде «неминуемой схватки цивилизаций», причем громче всех об этом кричат люди, которые не дают себе труда сделать даже простой шаг к пониманию другой культуры. В сознании «изначальной собственной праведности» они всегда действуют нахрапом, сокрушая все на своем пути и сжигая за собой мосты.

Так по миру пошло понятие «человеческие ценности» и «права человека», причем подразумевается, что эти понятия открыты только западной культурой и только в последние десятилетия. Следовательно, все остальные страны и культуры – Китай с его величайшими изобретениями бумаги и пороха, Арабский восток, который изобрел для человечества такие вещи и понятия как университет, общественная больница, публичная библиотека, книжный магазин, баня, наконец, и ввел в обиход человечества само понятие религиозной терпимости, которого в Европе не знали до середины XIX века – никогда не имели «человеческих ценностей» и жили в пещерном веке?

Чем же отличаются земные цивилизации с точки зрения тех, кто ведет разговор об их фундаментальных различиях? Либеральным понятием о демократии или идеей толерантности? Но разве не факт, что весь шум об исламе в Европе происходит только из-за того, что Европа не была знакома с исламом прежде как раз из-за своей прежней исторической нетерпимости к другим религиям, и потому лишена всяких знаний об исламе и его культуре? Ведь для исламских стран христианство и христианские ценности – не новость: христиане с самой зари ислама жили бок о бок с христианами, которые занимали в халифатах высшие должности министров, в том числе министров обороны?

Если бы мусульмане жили в Европе с давних времен, все давным-давно стерпелось и слюбилось бы, потому что обе общины развивались бы вместе в одно время и согласно одним и тем же историческим обстоятельствам. Но именно европейская нетерпимость не допустила этого – что же теперь сетовать?

Вот простой пример, который показывает, что происходит, когда другую культуру не воспринимают в штыки. Речь идет ни о ком-нибудь, а об одном из столпов «европейской цивилизации» - великом Гете и его отношении к исламу. Прилежный очевидец последних лет Гете, Эккерман, свидетельствует, что Гете был глубоко верующим человеком. Вот какие слова Гете он записал в своем дневнике в воскресенье, 4 января 1824 года:

«Я верил в Бога, в природу и в победу добра над злом; но нашим благочестивцам этого было недостаточно, мне еще следовало знать, что троица едина, а единое – трояко, но это шло вразрез с моим правдолюбием, вдобавок я не понимал, чем мне это может быть хоть сколько-нибудь полезно».

Гете верил в разум, но исследование его жизни и творчества убедительно показывает, что, и в глубокой старости подверженный благотворным страстям своего поэтического сердца, Гете в душе своей исповедовал Единобожие. При всем его нравственном уважении к христианству ему было тесно в догматике церкви, как впоследствии Л.Толстому, который тоже зачитывался размышлениями Марка Аврелия. Для Гете, как и для Толстого, Иисус – человек в его идеале. Вот что он говорил, согласно дневнику Эккермана, в понедельник, 28 февраля 1831 года:

«Христос исповедовал единого Бога и наделил его всеми свойствами, которые в самом себе воспринимал как свойства совершенные. Этот Бог был сущностью его прекрасной души, был благостен и любвеобилен, добрые люди могли доверчиво ему предаться, восприняв саму идею такого Бога как сладостную связь с небом. Но так как великое существо, которое мы именуем Богом, проявляет себя не только в людях, но также в многообразной могучей природе и в грандиозных мировых событиях, то, разумеется, представление о нем, основанное на человеческих свойствах – представление недостаточное, и вдумчивый человек немедленно наткнется на провалы и противоречия, которые повергнут его в сомнения, более того – в отчаяние, если он не настолько мал, чтобы успокоить себя надуманными увертками, или не настолько велик, чтобы подняться до более высоких воззрений».

Но под сказанным с легким сердцем подпишется любой думающий мусульманин, для которого христианство самого Иисуса, нигде в Евангелиях ни словом не упоминавшего о Троице, является неизменной составной частью его духовного исламского мировоззрения! Честный, по-немецки тщательный Эккерман продолжает:

«Противники часто обвиняли Гете в отсутствии веры. Но он только их веры не имел, слишком она была мелка для него. Если бы он открыл им свою, они были бы поражены, однако уразуметь ее все равно бы не сумели».

Но что это была за вера? Мудрый, искушенный в политике жизни Гете нигде прямо не говорил, что эта вера – ислам, но в своих веймарских разговорах вновь и вновь возвращался к Пророку и мировоззрению ислама, в изучение которого углубился в годы сочинения своего «Западно-восточного дивана». Уже в самом названии этого последнего великого стихотворного творения Гете заложена мысль о родстве идей ислама с выстраданным великими умами Запада постхристианским мировоззрением.

Среда, 11 апреля 1827 года.
«Очень интересно, с каких наставлений магометане начинают воспитание детей. Первооснова религии, которую внушают молодому поколению, - это вера в то, что ничего не может встретиться человеку на жизненном пути, что не было бы предназначено ему всеведущим божеством; тем самым молодежь на всю жизнь вооружена, успокоена и ничего больше не ищет.

Не будем вникать, что в этом учении правильно или ложно, полезно или вредно, но, по правде говоря, что-то от него заложено во всех нас, хотя никто нам подобных идей не внушал. ...

Обучение философии магометане начинают со следующего положения: не может быть высказано ничего, о чем нельзя было бы сказать прямо противоположного. Они упражняют ум своих юношей, ставя перед ними задачу: для любой тезы отыскать антитезу и устно ее обосновать, что должно служить наилучшим упражнением в гибкости мысли и речи.

Но поскольку каждое положение опровергается противоположным, возникает сомнение, и оно-то и есть единственно правильное из этих тез. Но сомнение непрочно, оно подвигает наш ум на более глубокие исследования, на проверку, проверка же, если она произведена добросовестно, создает уверенность, которая является последней целью и дарует человеку полное спокойствие.

Как видите, это учение закончено в себе, и мы со своими системами не смогли его превзойти, да его и вообще-то превзойти невозможно.»

В этих речениях Гете – суть ислама, высказанная если и не думающим мусульманином, то уж, несомненно, исламским философом. Да Гете, для которого культура ислама лежала, конечно, больше в области этнографии, особенно и не скрывал своего согласия с духовной сутью этой веры, в которую начал углубляться в 1813 году после того, как некий немецкий солдат привез ему из Испании старинную арабскую рукопись с последней сурой Корана, «Ан-Нас»:

Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного.
Скажи: «Я ищу прибежища у Владыки рода человеческого,
Царя рода человеческого,
Бога рода человеческого,
От злобы крадущегося злоязычника,
Который нашептывает сердцам людей, -
Злоязычника из джиннов и рода человеческого.

Вот над чем задумывался Гете, переписывая эту суру и считая ее появление в Веймаре особым божественным знамением. Лишь человек его масштаба и мог, наверное, выявить в своем княжеско-бюргерском окружении общечеловеческую, вселенскую суть исламского Благовестия, так часто скрытую в фольклорной красочности зримых материальных культур.

5 января 1814 года. Гете – Требру:
«Говоря о пророчествах, должен тебе сказать, что сегодня происходят такие вещи, которые ранее пророкам не позволили бы даже и произнести. Кто бы позволил еще несколько лет назад высказать предположение, что в нашей протестантской гимназии может проводиться магометанское священное богослужение и будут читаться суры из Корана. И все же это произошло, и мы присутствовали на богослужении у башкир, видели их муллу и приветствовали их князя в театре. Из особого расположения ко мне, на вечную память мне были подарены лук и стрелы, которые я повесил над своим камином. А некоторые из наших особо религиозных дам даже заказали в библиотеке перевод Корана».

И вправду, не тот же мусульманин, кто наденет на всеобщее обозрение халат и тюбетейку, а тот, кто признает и восславит единство Аллаха, которое, повинуясь Божьим установлениям, ему становится необходимо отразить в единстве своей души и единстве мира. Это и есть ислам, и в этот ислам, призывающий ум и сердце к познанию природы и к убежденности в абсолютной логичности установлений Бога, бесспорно и безусловно верил Иоганн Вольфганг фон Гете.

19 сентября 1831 года. Гете – Адель Шопенгауэр:
«Мы все живем в исламе, какую бы форму ни избрали для того, чтобы ободрить себя».

20 сентября 1820 года. Гете – Цельтеру:
«Таким образом, мы должны остаться в исламе (то есть в полном подчинении воле Божией... К этому не могу добавить больше ничего».

Можно было бы привести еще многие высказывания Гете о его духовной близости к исламу. Они с неизбежностью разрушают миф о великом гражданине мира как о поклоннике исключительно человеческого разума, да и многие другие представления о нем. Например, то, что Гете считал герцогство Карла-Августа, в котором жил, совершенным государственным устройством. Только человек, согласный с прозвучавшими исламскими убеждениями Гете, может постичь всю глубину его отношения к вечным проблемам сиюминутной политики – его слова, набатом звучащие на развалинах нашей, а не какой-то придуманной страны:

Воскресенье, 4 января 1824 года:
«Поскольку я ненавидел революции, меня величали другом существующего порядка. Достаточно двусмысленный титул, отнюдь меня не устраивавший. Конечно, я бы ничего не имел против порядка разумного и справедливого. Но так как наряду со справедливым и разумным всегда существует много дурного, несправедливого и несовершенного, то «друг существующего порядка» почти всегда значит «друг устарелого и дурного». ...

Для каждой нации хорошо только то, что ей органически свойственно, что проистекло из всеобщих ее потребностей, а не скопировано с какой-то другой нации. Ибо пища, полезная одному народу на определенной ступени его развития, для другого может стать ядом. Поэтому все попытки вводить какие-то чужеземные новшевства, поскольку потребность в них не коренится в самом ядре нации, нелепы, и все революции такого рода заведомо обречены на неуспех, в них нет Бога, ибо участвовать в этой нелепице ему не пристало. Если же у народа действительно возникла потребность в великой реформе, то и Бог за него, и удача будет ему сопутствовать. Бог был за Христа и первых его последователей – ибо впервые возникшая религия любви являлась тогда насущной потребностью народов. Был он и с Лютером, так как в лютерово время люди уже стремились очистить это исковерканное попами учение. Но ведь вдохновители обоих этих мощных движений не были друзьями существующего. Напротив, они были убеждены, что надо вылить старую закваску, что не должно в мире оставаться столько неправды, несправедливости, порока».

Какое же это счастье, что истинные мысли Гете остались запечатленными на бумаге! И все же, даже при наличии полного жизнеописания, книг и рукописей, продолжает жить миф о Гете как исполине, которого Европа может противопоставить «темной силе ислама»... Но нет в мире иной темной силы, чем тьма бесчувственности невежественного сердца, и такое сердце чуждо любой вере: «ведь не глаза слепы, но слепы сердца, которые в груди», - горько говорит Коран.

Почему же тогда различны народы, почему различны их нравственные культуры? Бог ислама, христианства и иудаизма, Бог Будды, Кришны, Конфуция и Сократа отвечает – и это исчерпывающий ответ:

Аль-Худжурат: 49:15
«О род человеческий, создали Мы вас из мужчины и женщины и сделали вас народами и племенами, чтобы вы могли познавать друг друга. Истинно, наиболее достойный среди вас в глазах Аллаха – тот, кто наиболее праведен среди вас. Истинно, Аллах – Ведающий, Всеведущий».

Вера входит в сердца искренние и наивные, как сердце ребенка. Невежество же порождает только бесчувствие. Людям свойственно привязываться к мифам, и даже руины мифа бывают им милее неузнанной правды и Божьего промысла, ведущего к единению – сокровенному смыслу всех великих и малых событий. А всякое единение происходит путем разговора, но не «цивилизаций», а живых и разных людей, которым не безразличны не только собственные судьбы, но и судьбы всего мира.