news_header_top_970_100
16+
news_header_bot_970_100

Петербургский меридиан//ИСПОВЕДЬ ПЕТЕРБУРГСКОГО ТАТАРИНА//4 январь, №1

26,77 Kb
Есть знаковые книжки, даже если они не толще брошюры. К ним относится очерк Дауда Аминова «Татары в Санкт-Петербурге», который впервые был опубликован небольшой брошюрой в 1994 г. Это первая книга в перестроечное время, посвященная истории возникновения татарской общины в Петербурге. Очерки Д.Аминова публиковались в сборниках, книгах, звучали по ленинградскому радио. Во время работы над этим выпуском журнала я обратилась к вдове краеведа Мадине ханум, и она любезно предоставила нам архив Аминова. Среди рукописей я нашла очерк «Исповедь петербургского татарина». В свое время была опубликована лишь вторая часть этого очерка, рассказывающая о знакомстве и встречах Аминова с великим ученым Л.Гумилевым. Мы предлагаем вашему вниманию первую, неопубликованную часть, в которой Дауд Аминов рассказывает о своей семье, о своих исканиях и размышлениях о судьбе и происхождении татарского народа. Текст к печати подготовила И. Селиванова.

Я питерский татарин, родился в 1923 г. на берегах Невы, где мои соплеменники появились в первые дни закладки будущей столицы Российской империи.

6,07 KbМои предки были связаны с Петербургом еще в XIX веке. Дед по отцу служил в  отдельном гвардейском корпусе и дослужился до чина унтер-офицера в отдельном гвардейском корпусе. Помню этого почти двухметрового богатыря с пронзительными голубыми глазами на удлиненном лице, обрамленном окладистой бородой. Мне он чем-то напоминал Льва Толстого.

До глубокой старости дед сохранил армейскую выправку, зычный голос и строгость в общении. Он в совершенстве владел татарским и русским языками, а также арабским, необходимым для чтения Корана и других священных книг. Дед рассказывал, что в Российской императорской гвардии существовало общество офицеров, исповедующих ислам.

Он, безусловно, участвовал в военных операциях Российской армии, но в каких, я не знаю: афишировать службу в царской армии в советское время по вполне понятным причинам было не принято. Однако я часто тайком рассматривал хранившиеся в укромном месте в жестяной коробке из-под ландрина (леденцов) ордена и медали николаевского ветерана.

Деда по материнской линии я не знаю. Он умер до моего рождения. По рассказам матери, он был балтийским моряком и служил в Кронштадте. Демобилизовавшись, вернулся в родной аул на берегу Камы, принял сан священнослужителя. Будучи муэдзином, провозглашал азан (призыв к молитве - тюркс.) с минарета сельской шатровой мечети над голубым Чулмазом (река Кама по-татарски).

Так что корни мои по отцовской линии были с Волги (Тетюши), по материнской - с Камы (Рыбная слобода).

Жизнь отца прошла в Петербурге. Меховщик, крупный специалист по овчине и каракулю, он был хорошо известен в среде столичных татарских, русских и еврейских коммерсантов. Еврейские меховщики между собой называли его ласково Айзиком.

31,78 KbЧлены нашей семьи между собой общались только на татарском языке, но стоило нам переступить порог дома, как переходили на русский. Примечательно, что старшее поколение петербуржцев, игравшее в детстве в лапту или казаки-разбойники в дворах-колодцах где-нибудь на Гороховой, Пушкинской или у Пяти углов, сохранило в памяти десятки татарских слов и имен. Коли, Даши, Шамили, Камили, Генрихи, Эльзы, Тойвы, Давиды, Мони, Абраши в те времена умели ценить дружбу, а не этническую принадлежность. Одним словом, я не замечал в шумной детской компании предвзятого отношения к моей национальности. Правда, иногда в запале кто-нибудь из друзей показывал сделанное из полы пиджака свиное ухо, но обида на этот жест быстро проходила вместе с конфликтом.

Уже будучи школьником (середина 30-х годов), на уроке истории я впервые узнал, что в XIII в. татаро-монгольские орды с патологической жестокостью уничтожали все живое на своем пути, порабощали многие народы, в том числе русский. Так я впервые познакомился с евроцентристской «черной легендой» о татаро-монгольском иге. Дополнительную информацию об этом «зле» мы получали из произведений художественной литературы и изобразительного искусства, кинофильмов, исследований историков. Официальная советская пропаганда громогласно декларировала «дружбу народов», и в то же время отечественные идеологи постоянно внушали нам, что «враги русских в прошлом - татаро-монголы, в настоящем - мировой империализм». Таким образом воплощалась в жизнь идея большевизма.

Обращал ли внимание в те годы обыкновенный русский человек на эту злонамеренную тенденциозную пропаганду? И да, и нет. Одно дело кинофильм, в котором художественными средствами пытаются показать зверства предков татар, другое дело - жизнь. Большинство зрителей забывали эти кадры через час после выхода из кинотеатра. Да и времена в недалеком прошлом нашей страны были довольно крутые: не до предков соседнего народа было, когда ночами «черные воронки» развозили по тюрьмам Ивановых и Хасановых, первых - с обвинением в монархизме, вторых - в пантюркизме. Однако часть советской интеллигенции, не имевшей непосредственных контактов с представителями татарского народа, попала под влияние государственной лжи. Но простой русский человек видел в татарине такого же, как и он сам, человека, живущего в одинаковых социальных условиях. Поэтому идеологическая пропаганда о варварстве предков татар доходила не до всех, как и не все верили тогда, что «великий товарищ Сталин - отец и друг народов всего мира!».

Но меня это волновало.

В предвоенные годы в моей душе появилось двойственное чувство по отношению к предкам. С одной стороны, получая информацию только из школьных учебников и произведений отечественной  художественной литературы, я уже склонен был поверить в «черную легенду». Становилось невыносимо тяжело быть татарином. С другой стороны, общение со старшими в семье и представителями татарской диаспоры города закладывали в душе зерна сомнения в достоверности информации, навязываемой мне официальной пропагандой. И тогда со своими тяжелыми мыслями я обратился к самому близкому и авторитетному для меня человеку - матери.

Моя мать получила образование в медресе по системе «джадидизм», включавшей изучение как религиозных, так и светских предметов, отлично знала русский язык, владела арабским и персидским. При ее участии в нашем доме была собрана приличная библиотека, укомплектованная религиозной и светской литературой на татарском, турецком и арабском языках, изданной до революции в Казани, Петербурге и странах Ближнего Востока. Кроме того, мать хранила в памяти много народных сказаний - баитов, легенд, а также произведений татарских и мусульманских поэтов.

Мать не стала сразу переубеждать меня в том, что наши предки не были дикими варварами. Но вечерами в свободное от домашних забот время начала систематически знакомить меня с имеющейся в доме литературой. Прочитала прекрасную поэму о Юсуфе и Зулейхе, познакомила с книгой Гайнетдина Ахрамова «История Казанского ханства», а также с трудами выдающихся просветителей и ученых XIX и начала XX вв. - Шагибутдина Марджани, Атауллы Баязитова, Ризаэтдина Фахретдинова.

Голубоглазая блондинка, выросшая в Камском устье вблизи древнего городища Булгар, мать знала множество преданий о булгарах. На мой вопрос, не принадлежим ли мы к этому народу, она ответила: «Нет, мы татары, а предки наши булгары». Мать сумела убедить меня, что далекие наши предки появились в Поволжье не в XIII в., как утверждали учебники, а уже мирно проживали на берегах великих рек Идель (Волга) и Чулман в VIII в.

В то время большинству моих юных соплеменников подобный экскурс в подлинную историю их народа был не доступен. Вот почему, стесняясь своей национальности, многие из них меняли свои имена - Шамиля на Сашу, Рашида на Рому и т. п. Тем более что большинство из них ничем не отличались от русских. Началось массовое приспособление людей к «советским традициям». Одним словом, официальные идеологи постепенно добивались своего. Быть татарином стало не престижно.

Характерно, что уже тогда решение о вступлении в смешанный брак принималось будущими супругами очень легко, но иногда оно вызывало серьезное недовольство со стороны родителей.

Мои соплеменники работали и служили во всех - даже очень закрытых - предприятиях и учреждениях страны. Летали на боевых и гражданских самолетах, плавали на кораблях, опускались под воду. Им доверяли, с ними дружили. Помню ходившую в то время шутку: «Ты - русский, я - татарин, выпить нету? А у меня есть. (Син урыс, мин татар, выпить юктыр? Минда бар)».

Началась Великая Отечественная война, и я, вчерашний выпускник средней школы, оказался в водовороте беспощадных военных событий. На всю жизнь сохранил я благодарную память о простых русских людях, спасших от гибели моих близких в годы военного лихолетья.

В маршевой роте, в полузатопленном водой окопе на передовой, черпая из одного котелка похлебку, мне и в голову не приходило спросить кореша, какой он национальности. Солдаты - русские, казахи, татары - защищали свою родину, свой большой евразийский дом от общего врага. Мои соплеменники воевали хорошо, самоотверженно. По количеству Героев Советского Союза татары - четвертые среди всех народов СССР.

Уже в годы войны «реабилитировали» Александра Невского, Суворова, Кутузова. Подобная акция не коснулась предков «братского народа».

Татарские ученые были лишены возможности объективного изучения и изложения истории своего народа. Их коллеги же продолжали муссировать в научных трудах тему варварского происхождения предков соседнего народа, с которым так называемый старший брат многие столетия живет в единых политических и экономических условиях на одной земле, которая является их общей родиной.

Оскорбление предков соседнего народа - разве это патриотизм? Что может быть безнравственнее?!

За 70 лет татарам дважды меняли алфавит: сначала на латиницу, затем на кириллицу. Историю моего народа писали наиболее консервативные идеологизированные «ученые». Отступление от идеологических канонов грозило как русским, так и татарским историкам быть причисленными к националистам, а что это означало в то время, рассказывать не надо.

Зная о героических подвигах моих соплеменников в годы Великой Отечественной войны и в то же время напуганных массовыми репрессиями и депортацией татар из Крыма, опасаясь попасть в ряд пантюркистов и оказаться в ГУЛАГе, научные мужи в Казани решили использовать достоверный исторический факт и отмежеваться от этнонима татары.

В апреле 1946 г. по инициативе Института языка, литературы и истории Казанского филиала АН СССР отделение истории и философии АН СССР в Москве провело научную конференцию. Ее участники пришли к выводу: современные татары Поволжья по происхождению не имели никакого отношения к татаро-монголам, они являются потомками волжских булгар. Можно ли было согласиться с выводами московского форума? Частично - да. Но к чьим предкам в таком случае отнести разбросанных на огромном евразийском континенте астраханских, крымских, сибирских татар, объединенных языком, религией, культурой, обычаями? Выходит, у нас, казанцев, предки - булгары, а у остальных - татаро-монголы?! Конференция на этот вопрос ответа не дала.

Представим себе, к примеру, что псковитяне решили отделиться от русского народа. Нелепость такого предположения всем понятна. Я вспомнил слова матери: «Мы татары, а предки наши булгары».

Приглядываясь к своим соплеменникам, я замечал разнообразие типов, представляющих наш народ. Встречались широколицые, узкоглазые монголоиды (их немного), голубоглазые блондины с угро-финскими или кельтскими чертами, высокорослые с удлиненными европеоидными овалами лица, напоминающие скандинавов, а также курчавые темноглазые брюнеты, похожие на арабов, турок, армян, греков, и, конечно, множество славянских типов. Все это подтверждало, насколько далек от истины укоренившийся стереотип внешнего вида татарина как широколицего и узкоглазого.

Можно себе представить, какой конгломерат древних народов варился в Поволжье на месте пересечения двух великих рек Волги и Камы у города, названного по-тюркски «казан», что в переводе означает «котел». Недаром «Улус Джучи» называли «Дешт-и-Кипчак».

Тенденциозное освещение в советской исторической литературе периода так называемого татаро-монгольского ига на Руси ничего нового к моим скромным познаниям в отечественной истории IX-XVI вв. не добавляло. К исключительному явлению можно было отнести вышедший в 1950 г. капитальный труд Грекова и Якубовского «Падение Золотой Орды». Если отбросить некоторую присущую для того времени тенденциозность, то необходимо признать, что в этой книге была довольно подробно и последовательно освещена вся история татаро-монгольской империи Золотая Орда.

В поисках истины мне пришлось заняться самообразованием и обратиться к доступным в то время дореволюционным источникам - Карамзину, Соловьеву, Ключевскому, познакомиться с арабскими и персидскими книгами в русских переводах (Рашид-Ад-дин, Ибн-Фадлан и др.). Неожиданно мне крупно повезло. В конце 50-х из ГУЛАГа вернулся мамин родственник, зять растрелянного политического деятеля Мирсаида Султангалиева - Сайд Ерзин. Он подарил мне крамольную по тем временам книгу замечательного русского историка Михаила Худякова «Очерки истории Казанского царства», изданную в Казани в 1923 г. Содержание книги совершенно не согласовывалось с выводами советских историков. Из нее я узнал о крупном русском исследователе татарской истории В.В.Вельяминове-Зернове и его книге «Исследования о Касимовских царях и царевичах». Помню, как в начале 60-х гг. в огромном читальном зале библиотеки им.Салтыкова-Щедрина я с трепетом ждал, когда принесут заказ. Наконец, два тома, изданные в Петербурге в 1883-1884 гг., у меня на столе. Я удивлен. Оказалось, что страницы книг не разрезаны и я первый их читатель. Позже я понял, почему они были не востребованы бесчисленными советскими аспирантами и диссертантами. В книгах было собрано огромное количество фактического материала -справок, документов, - свободного от искажения и тенденциозности.

В результате после  самодеятельных исследований и глубоких раздумий передо мной встал неумолимый вопрос: «Могла ли два с лишним века существовать империя Золотая Орда, опираясь только на насилие и беспощадную  эксплуатацию   покоренных народов Евразии?» Почему-то в исторической литературе не говорилось об организации переписи населения на подвластной этой империи огромной территории, о существовании в больших городах различных конфессий и веротерпимости, о возникновении дипломатии, военно-стратегического искусства, равного которому в то время не было во всем мире, о чеканке монет (русское слово «деньга» - это не что иное, как тюркское «таньга»), об особенностях национального костюма и одежды (так, знаменитая шапка Мономаха - не что иное, как головной убор татарских ханов)». Все эти элементы государственности и культуры унаследовала Московская Русь от Золотой Орды.

В 1967 г. в магазине на Литейном мне посчастливилось купить книгу, на голубой обложке которой значилось: Л.Н.Гумилев «Древние тюрки». Меня поразила авторская надпись на титульном листе: «Посвящаю эту книгу нашим братьям - тюркским народам Советского Союза». Подобного в советской литературе я прежде не встречал. Замечательный труд Л.Н. Гумилева показался мне ярким лучом среди беспросветного мрака. Так произошло мое заочное знакомство с великим русским ученым, а причиной этому стали 1960-е годы, названные позже временем «оттепели» в советском обществе.

Последовательно удалось прочитать все его три исследования степной трилогии «Хунну», «Древние тюрки», «Поиски вымышленного царства». Ученый и писатель впервые в советской историографии честно и объективно коснулся истории Золотой Орды.

По мнению Л.Н.Гумилева, «черную легенду» завезли в Россию во второй половине XVIII в. «дворянские сынки» из Западной Европы, где они учились в университетах. До этого царские подданные и не подозревали, что на их родной земле в прежние времена было татарское иго. По словам ученого, «это была своеобразная месть Западной Европы Улусу Джучи, ставшему некогда щитом России перед претендентами на восточные территории».

Дауд АМИНОВ

news_right_column_1_240_400
news_right_column_2_240_400
news_bot_970_100