Гузель Сагитова: «Для меня быть чиновником – возможность менять мир к лучшему»

Гузель, ты уже комфортно себя чувствуешь здесь, в мэрии?

Сейчас уже да. Хотя бывают разные моменты… Социальная сфера очень широкая – это и образование, и культура, и спорт, и работа с молодежью. И вот ты входишь в какое-то русло, набираешь обороты, работаешь, и вдруг происходят неожиданные события, которые выбивают из колеи. Трагедия в школе №175, пандемия, прием беженцев, мобилизация... Видимо, еще и в связи со всем этим появляется все больше деструктивных течений среди детей, больше суицидов. Психологически очень тяжело от мысли, что ты не в силах изменить ситуацию. Вот в такие моменты и появляются сомнения: а на своем ли я месте? Не потому, что трудно, а потому что кажется, что другой человек, с более холодным рассудком, который не принимает все так близко к сердцу, смог бы решить проблему совсем по-другому. Вообще вопрос: «На своем ли я месте?» – он для меня естественный. Этот вопрос я задавала себе на разных этапах жизни. Именно этот вопрос подтолкнул меня 15 лет назад приехать из Уфы в Казань, именно из-за этого вопроса в годы работы на телевидении я параллельно начала преподавать в консерватории. И появление творческого объединения «Калеб» тоже связано с ним.

«Люди, которых мы называем чиновниками, – это те, кто готов работать круглосуточно»

Гузель, твой переход из театра в мэрию – это не просто смена места работы, из человека творческого ты должна была стать чиновником. Как прошла адаптация? Как с переходом в мэрию изменилось твое представление о людях во власти и изменилось ли?

Да, изменилось. Мы привыкли вкладывать в понятие «чиновник» какой-то негативный смысл. С приходом в мэрию Казани я поняла одно: люди, которых мы называем чиновниками, – это те, кто готов работать круглосуточно, зачастую ценой своей личной жизни. Это не только работа с населением, это еще и постоянная работа над собой. Твои коллеги и руководство должны быть уверены в тебе, в твоих возможностях. Серьезное отношение к работе исходит, наверное, еще и от высоких требований, которые ставит Ильсур Раисович (Метшин, – прим. Т-и) перед сотрудниками. Я бы назвала большинство из них рабочими лошадками, которые трудятся без праздников, без выходных. Я сейчас говорю конкретно о сотрудниках исполкома Казани. Поскольку не работала в других сферах власти, не могу судить обо всех. Наверное, чиновники, как и все люди, разные. Лично для меня быть чиновником – это возможность хоть немного, но менять мир к лучшему. По крайней мере, я стремлюсь к этому.

Наверняка приходится делать и разную формальную работу…

Формальности неизбежны. Но я бы не сказала, что у нас такой работы много. Казанская команда – это команда, нацеленная на результат. У нас практически не бывает совещаний для галочки. Темп очень динамичный, поэтому даже когда кто-то начинает затягивать, мы даем знать, что надо бы поторопиться, докладывать по сути, без воды. Команда с каждым годом совершенствует средства связи с населением, средства обслуживания населения, ищет новые решения. Один пример: за последний год у нас появилось сразу несколько телеграм-ботов, через которые горожане могут направлять запросы в мэрию. Теперь уже не нужно писать письма, достаточно написать в Телеграме, и в ту же минуту будет обратная связь. Сделали телеграм-бот и для людей с ограниченными возможностями здоровья, так они могут оперативно узнать, в каких объектах и какие для них созданы условия. Для этого была проведена большая работа с районами города и специалистами по доступной среде, по исследованию объектов.

Конечно, со временем начинаешь расставлять приоритеты. Раньше я не пропускала премьер республиканских театров. Но в первый год работы в мэрии на театры времени у меня совсем не оставалось. Потому что практически каждый вечер проходят городские мероприятия, необходимо уделять внимание муниципальным коллективам. Вот на днях посмотрели новую программу коллектива современного танца «Пантера». Очень хочу посетить спектакль народного театра в Константиновке, но не могу дойти уже второй год. И в Залесном ждут. Наш отдел курирует очень широкий круг вопросов, поэтому везде успеть не получается физически.

Гузель, до мэрии ты всегда работала в национальной сфере, была активисткой татарской общественной жизни, и в исполком города, как мы поняли, тебя взяли именно для того, чтобы ты применила свой опыт и энергию для создания более «татарского» облика Казани. У тебя есть видение, как это сделать? Вообще это возможно?

Правильнее будет говорить, что это одна из задач. Для социального блока – это узкое направление. Если бы я поставила во главу угла национальный вопрос, а остальные сферы стали хромать, вряд ли бы я надолго задержалась здесь. Однако мое решение прийти в мэрию в большей степени связано с национальным вопросом. Конечно, мне хочется чаще слышать татарскую речь на улицах, чтобы гости города могли проникнуться атмосферой татарской культуры, познакомиться с нашими традициями, чтобы у самих жителей возрос интерес к национальному. Но сегодня первостепенная задача – сохранить хотя бы то, что мы имеем, не потерять язык. Открытие детской театральной студии «Апуш»; школьные проекты «Сөйлә!», «Хәрәкәттә – бәрәкәт»; трансляция на видеопанелях в городском транспорте анимационных роликов, обучающих татарскому языку; танцевальные и спортивные мастер-классы, которые второй год подряд с успехом проходят в парках и скверах Казани, – все это служит одной цели – сохранению татарского языка.

Безусловно, мэрия старается учесть интересы всех национальностей, проживающих в Казани. Важно, чтобы каждый житель чувствовал заботу, уважение со стороны властей к его культуре. Поэтому родились такие проекты, как фестиваль «Итиль», образовательно-культурное событие «Древо жизни», «Поезд родных языков». Наше общество чутко реагирует, если вдруг кто-то перетягивает одеяло на себя. В целом раньше национальные вопросы не относились к заместителю по социальным вопросам. Поэтому для меня это дополнительная работа, но любимая. И график такой плотный, что приходится этими проектами заниматься и в выходные дни. В то же время дела в национальной сфере не должны смыкаться лишь на одном человеке. Больше всего я хотела бы, чтобы и после меня в мэрии эта работа продолжалась.

Наверняка требуется время, чтобы эти проекты встали на рельсы. Поэтому не торопись говорить «после меня».

Человек должен думать и об отдаленном будущем. Заботиться о преемниках – тоже естественно. Кроме того, я хотела бы, чтобы в этой работе у меня был единомышленник, человек, с кем бы я могла посоветоваться, на которого могла бы положиться. Когда-то я нашла такого человека в Зимфире Загитовне, но наш совместный путь оказался коротким… (Журналист и писатель Зимфира Гильмутдинова умерла 15 декабря 2021 года. – Ред.) Сейчас я пригласила курировать отдел по реализации национальной политики в области языковой культуры журналистку и ведущую Айсылу Лерон. Она согласилась. На нее я возлагаю большие надежды.

«Есть мечта пригласить Айдара Заббарова и сделать что-то масштабное со студией “Апуш”»

Ты упомянула детскую театральную студию «Апуш». Насколько важен для тебя этот проект? Мы знаем, что это твое детище, ты заботливо его курируешь.

Еще в Кариевском театре мы с режиссером Ренатом Аюповым мечтали создать студию «Балачак» («Детство»). Уже разработали концепцию. У театра есть здание библиотеки, мы думали, что дети могли бы заниматься там. Основное здание театра довольно перегружено, там помимо спектаклей мы ставили и экспериментальные вещи, и проводили мероприятия творческого объединения «Калеб». Здание библиотеки относилось к бывшему Дому офицеров, поэтому мы много хлопотали, чтобы вернуть его театру, и землю оформили. Но, несмотря на то что мы постоянно поднимали вопрос о реконструкции, из-за отсутствия финансирования сделать это не удалось.

То есть детская театральная студия была готовой идеей, созревшей в театре Кариева. И когда в прошлом году ко мне на прием пришла Алия Файзрахманова с таким же предложением, я поняла, что настало время. Огромное счастье, что Ильсур Раисович поддержал это начинание.

Многие приходят с идеями, а здесь желание Алии совпало с моим. Объединившись, мы смогли это осуществить довольно быстро. Миссия студии – пропаганда татарского искусства и татарского языка. Нам важно пробудить интерес к родному языку хотя бы в этих 90 детях, которые занимаются в студии. Но опыт показал, что интерес к языку и родной культуре появляется не только у них, но и у детей, пришедших на спектакли в качестве зрителя. И то, что все чаще их родители обращаются к нам с вопросом, не собираемся ли мы создавать еще студии, – яркое тому подтверждение. Но мы пока не торопимся. Нам нужно полностью наладить работу уже имеющихся трех студий, поднять качество максимально высоко. Другая причина – во всех городских домах культуры график очень плотный. Дополнительная нагрузка в виде детской студии, понятное дело, их не особо радует. Хотя они относятся к нашему Управлению культуры. Например, в культурном центре «Чулпан» занимается ансамбль танца «Казань» под руководством Чулпан Закировой. Они сами едва умещаются, разных групп в составе ансамбля много. Получается, мы в какой-то степени для них «незваные гости». Поэтому я очень благодарна руководству на местах за то, что дают нам площадку под студии «Апуш».

А те, кто приходит с идеями, обычно просят финансирования?

Да, в большинстве случаев так. Приходят с желанием издать книгу или открыть музыкальную студию, осуществить какие-то другие проекты. Идеи зачастую интересные, но всех без исключения поддержать невозможно. Поэтому мы решили в этом году вернуться к формату конкурса. Конкурс «Үз телем» для проектов, посвященных изучению языка и развитию татарской культуры, мы проводили в 2021 году. Лучшие проекты получили гранты на реализацию.

Насколько я вижу, во многих спектаклях студии «Апуш» присутствуют музыкальные номера, они ближе к жанру мюзикла. Нужно ли понимать это как твое желание заложить основу будущему музыкальному театру? Создать татарский музыкальный театр – это твоя давняя мечта.

Музыкальный театр – он будет. Но не думаю, что «Апуш» станет его основой. Чтобы раскрыть вокальный потенциал студийцев, чтобы их услышали зрители, мы специально пишем песни к спектаклям. Например, в спектакле «Абугалисина» очень много таких музыкальных эпизодов, можно даже сказать, что это мюзикл.

А что касается создания музыкального театра – это желание татарской интеллигенции на протяжении уже многих лет. Впервые я услышала об этой идее 15 лет назад на музыкальной рубрике утренней программы ТНВ, где я была ведущей. Затем мы посвятили этой теме несколько выпусков программы «Мәдәният дөньясында». Она жила во мне и в годы моей работы в консерватории. В то время мы по приглашению Альфии Заббаровой выпустили оперу «Туляк», и идея необходимости музыкального театра еще больше окрепла.

Режиссер Дамир Сиразиев в свое время видел музыкальный театр на площадке Тинчуринского театра. В его понимании два главных татарских театра Казани не должны были повторять друг друга, и он хотел Тинчуринский театр направить в музыкальное русло. Такой вариант, кажется, оправдан и исторически. Ведь в начале XX века в этом здании музыкальные спектакли игрались так же часто, как и драматические. Но в настоящее время это здание не соответствует требованиям музыкального театра. Нужно другое помещение с необходимыми условиями. Другой вариант, что наш Татарский театр оперы и балета начнет уделять больше внимания национальному репертуару и будет работать над восстановлением наследия наших композиторов. Если мы говорим о ближайшем будущем, то последнее более реально. В момент, когда приходится затягивать пояса, маловероятно, что будет профинансировано создание нового театра.

У нас действительно очень много талантов, которым практически негде себя реализовать. Недавно состоялась премьера оперы «Кави – Сарвар» – герои столько лет своей жизни потеряли в ссылке. Вот и наши молодые таланты, кажется, лучшие годы проводят в ожидании. Музыкальный театр – это наш долг.

Студии «Апуш» планируется выделить свой бюджет?

Очень надеемся. Мы понимаем, что успешная реализация и будущее многих проектов студии зависит от финансирования.

Где-то уже написали, что один спектакль обошелся в полтора миллиона, якобы это дорого. Но надо понимать, что это не только спектакль, а работа педагогов за 6 месяцев, зарплату они получили единоразово за все время. Сейчас рассматривается возможность выделить для них штаты. Я считаю, что в будущем спектакли студии «Апуш» должны выпускать не только педагоги, но и профессиональные режиссеры. У Алии Гусмановны есть мечта – объединив группы в культурных центрах «Чулпан» и «Сайдаш», пригласить режиссера Айдара Заббарова и сделать что-то масштабное.

Кажется, уже пора клонировать Айдара Заббарова – всем нужен Айдар. Оказывается, о нем мечтают не только наши театры – ты тоже.

С Айдаром давно хотелось поработать. В Кариевском не успели. Потом планировали общий проект, приуроченный к Году родных языков. Но не получилось согласовать график. Проект так и остался просто в планах. А что касается сотрудничества Айдара со студией «Апуш» – это полностью инициатива Алии Файзрахмановой и Алмаза Сабирзянова. Они уже начали переговоры. Хотели поставить спектакль по роману Гузель Яхиной «Дети мои». Но в связи с известными событиями этот вариант отошел в сторону – теперь приходится очень тщательно выбирать и авторов, и произведения.

Я сама Айдара позвала вместе продумать организацию Сабантуя в Казани. Рустам Нургалиевич (Минниханов, – прим. Т-и) поручил пересмотреть концепцию праздника в этом году. Хочется привнести что-то новое. Талантливых режиссеров, кто согласился бы делать городские мероприятия, немного. Потому что это разовые проекты. Несмотря на это, мы получаем очень много положительных отзывов. Например, перформанс «Голоса Казани», где на фоне живой музыки и светового шоу с балконов мэрии звучат стихи на русском и татарском языках, благодаря Радику Бариеву (артист Камаловского театра. – Ред.) заиграл совсем другими красками. Или спектакль «О чем поют деревья», поставленный Сойжин Жамбаловой, очень запомнился казанцам, у нас до сих пор спрашивают, будет ли повтор.

«Да, я отвечаю за студию “Апуш” и не отказываюсь от ответственности»

Спектакль «Абугалисина» – болезненная тема и для меня тоже. Поговорим?

Хорошо.

Да, первой о нем написала я. Но ничего такого страшного я там, на самом деле, не увидела. Мне и сейчас не кажется, что в спектакле есть что-то, из-за чего его можно резко критиковать и осуждать.

Как я понимаю, все началось с заголовка твоей статьи. У меня один знакомый, прочитав заголовок, даже спросил, мол, вы что, выпустили спектакль о трансгендерах?
Как можно судить о спектакле, не посмотрев премьеру, исходя из короткого, минутного видеоролика.
Роль Авиценны в этом спектакле исполнила талантливая девочка Мадина Галиахметова. Сейчас мы ее уже поменяли на мальчика – главную роль играет Джамиль Хабибрахманов. Но даже после этого негатив продолжается. Известный литературовед продолжает писать жалобы в разные инстанции. Значит, главная цель в другом…

Ну ты поняла свою «ошибку»? То есть в чем была не права?

Сказать, что это была ошибка, язык не поворачивается. Конечно, здесь есть некоторая оплошность – наверное, нельзя так вольно интерпретировать, когда речь идет об известных исторических личностях. Я привыкла оказавшиеся на сцене произведения в целом рассматривать с театральной точки зрения, поэтому данный прием я восприняла как условность в спектакле. Потому что спектакль «Абугалисина» основан на сказке, где изначально присутствует фантастическая условность. И я даже ребенком не верила, что кто-то может запереться в пещере на год и изучать науки.

Сказать по правде, я даже боюсь как-то отвечать, Рузиля. И на интервью согласилась с большим сомнением именно из-за этого. Возможно, в будущем в студии должен быть какой-то методист/педагог/научный консультант. Но вот спектакль «Идегей» тоже консультировали, однако и они не избежали камней в свой огород. Поэтому… захотят придраться – найдут к чему.

Милеуша Хабутдинова меня обвинила в пропаганде запрещенных тем, якобы это началось еще в Кариевском театре. Она пытается представить это как целенаправленно продвигаемую мной идею. Если бы кидались грязью в меня, я это еще как-то стерпела бы, но когда начинают очернять всех подряд, даже называя имена гостей, пришедших посмотреть спектакль, и пытаясь призвать к ответственности еще и их, это уже недопустимо. Да, я отвечаю за студию «Апуш» и не отказываюсь от ответственности. Руководителю студии я тоже сказала: действительно, Ибн Сина – историческая личность, будет правильнее поменять актеров. Но в то же время я уважаю творцов, их точку зрения.

Я не изменилась. Какой была в тот момент, когда переехала из Башкортостана в Казань, мои мысли и убеждения остались такими же.

Милеуша Хабутдинова утверждает, что раньше я была другой – например, в те времена, когда работала в программе «Мәдәният дөньясында». Нет, мы и тогда говорили о новых формах театра, и вопросы на острые темы задавались, и критика звучала. Может быть, на тот момент мое имя и личность не были настолько на виду, может, сама она не особо интересовалась театром. А я еще в Башкортостане была просто одержима этим искусством. Студенткой ходила на всевозможные спектакли. В аспирантуре выбрала тему драматургии тоже из-за этого. В то время в этой сфере я рассуждала еще смелее и глубже. До сих пор помню, как спорила с театральными экспертами на фестивале «Туганлык». На первом курсе аспирантуры написала статью с критикой в адрес уфимского театра «Нур» за то, что выпускают одни лишь комедии и спектакли на религиозную тему. Театр – это живое искусство, оно должно быть в постоянном развитии. Я и раньше так думала, и сегодня считаю так же. И меня оскорбляет то, что мой мир пытаются сузить до рамок каких-то запрещенных тем. Я ведь ни капли не изменилась, остаюсь все той же Гузель. Мои взгляды и убеждения остались прежними. Как и раньше, меня искренне волнует судьба татарской культуры, как и раньше, я стараюсь сделать для нее что-то действительно полезное.

«Дружба Алии и старика – это дружба между мной и Раисом абый»

А теперь хочется поговорить с тобой о драматургии. Твою пьесу поставил Камаловский театр. Когда ты начинала писать, больше всего тебе хотелось попробовать себя в качестве драматурга или не давало покоя желание высказаться?

Творчество меня привлекало всегда. Студенткой писала стихи, но скрывала от всех и даже в литературный кружок, который был у нас в БГУ, я не ходила. На первом курсе аспирантуры услышала, как читает свои стихи Йолдыз Миннуллина. И поняла, что если писать, то вот так – или никак. И писать перестала.

А в лабораторию «Новой татарской пьесы» я вот как попала. На тот момент передача «Мәдәният дөньясында» на ТНВ закрылась, я осталась на телевидении просто редактором. Времени было много. Тогда же я преподавала в Казанской консерватории. В лабораторию «Новой татарской пьесы» пошла не для того, чтобы стать драматургом, а просто как педагог, чтобы послушать уроки московского лектора Юлии Тупикиной. Но она сказала: «Если бы вы не хотели писать, то не пришли бы сюда. Вам нужно побороть свои страхи в творчестве». Ее уроки – не только про драматургию, на них учат побеждать комплексы, связанные с творчеством. В итоге я начала писать пьесу. При этом до самого конца говорила, что в конкурсе участвовать не буду. В последний момент решилась. А когда мою пьесу выбрали – была просто в шоке.

Персонаж – старик нетрадиционной сексуальной ориентации – был там изначально?

В первом варианте пьесы, в котором история заканчивается приходом главной героини Алии к религии, его не было. Чтобы полнее раскрыть внутренний мир девушки, я ввела этого персонажа. В студенческом общежитии по соседству со мной жил старик, Раис абый, – это его прототип. Он всю жизнь прожил в этом общежитии. Из его комнаты веяло неприятными запахами, с ним, кроме меня, почти никто не общался. Потом он стал носить мне подарки. Дружба Алии и старика – это и есть дружба между мной и Раисом абый. Спустя некоторое время я переехала из общежития, а его переселили в другое место, на время чистки комнаты. Он не смог с этим смириться – умер. Хлам в его комнате – то, что он копил всю жизнь. Когда все выкинули, видимо, оборвали его связь с жизнью. В пьесе мой персонаж тоже так же умирает.

Тоже был геем?

Нет, конечно. Как я уже сказала, этот персонаж нужен был для того, чтобы показать, как настолько разные два человека могут иметь что-то общее. И еще ярче показать, как сильно влияют на жизнь человека его детские травмы. В первой версии пьесы история была довольно простой: Алия обижена на свою мать, а когда мама умирает, она все осознает и приходит к религии. Я решила, что в первом варианте сюжет простоват, и добавила туда еще линий.

Насколько я знаю, спектакль «Туман» по твоей пьесе до сих пор остается в репертуаре театра. Ты иногда ходишь на этот спектакль, следишь за его развитием?

Тут надо подчеркнуть, что спектакль был выпущен в рамках «Молодежного вторника», когда в Малом зале показывали сразу три спектакля по пьесам молодых авторов. Но сейчас «Туман» играют отдельно. Нет, я давно уже не смотрела его. Мне не так легко его смотреть. И вроде бы это уже не моя история. Это ведь написала прежняя Гузель…

А говоришь, что Гузель не изменилась…

Это я говорила о своем отношении к театру, языку. А пьеса – о внутренних переживаниях. Я сейчас уже не страдаю от детских травм, проработала и избавилась от них. Может быть, именно этот спектакль в какой-то степени помог мне избавиться… Я уже спрашивала Фарида Рафкатовича (Бикчантаева, – прим. Т-и), не пора ли убрать спектакль из репертуара…

А сейчас могла бы написать такое же произведение?

Наверное, нет. Хотя... написала бы. Например, там есть тема убийства ребенка. Почему она убила? Если бы она росла в гармоничной атмосфере, была любимым ребенком с детства, то никогда не пошла бы на такой шаг и не так сильно была бы зависима от мужа. Сейчас я работаю в социальной сфере и понимаю, что это реальность нашей жизни, мы нередко получаем такие сообщения. Многие женщины, будучи не в силах простить мужа, идут на такой шаг. Это большая трагедия.

Хочется также поговорить о Кариевском театре. Казанский татарский ТЮЗ, до этого не особо заметный и в медиапространстве не звучавший, именно с твоим приходом в кресло директора стал чуть ли не главным ньюсмейкером среди театров…

Не соглашусь с тем, что это был незаметный театр. Еще во время работы на телевидении я часто ездила к ним, тогда на Гладилова, со съемкой. До сих пор помню построенные на метафорах спектакли Рената Аюпова. Я интуитивно хотела больше показать этот театр, потому что он казался мне нераскрытым, недооцененным. …А какой был вопрос?

Вот ты пришла, и театр из рядовых стал очень обсуждаемым…

Не думаю, что так. Хотя мы действительно очень старались развивать пиар-отдел.

Через годы, когда теперь работаешь в другой сфере, – каким тебе кажется это время?

Я считаю это прекрасным временем, хоть и коротким, когда нам удалось поработать плодотворно, качественно. Это очень ценные, дорогие для меня годы. После назначения первое крупное событие – юбилей театра. Сразу начали готовиться к нему. В первый же месяц сделали новый сайт с функцией онлайн-покупки билетов. Вдохнули новое дыхание нашему фойе, сделали буккроссинг (книжный шкафчик для обмена книгами. – Ред.), фотозону, обновили галерею с фотографиями артистов. Отпраздновали юбилейный вечер, потом за полгода выпустили пять премьер. Уже во втором полугодии организовали гастроли в Башкортостане, представили свои спектакли в Уфе, Туймазах, в Шаранском районе. Провели первую лабораторию «Тамга». Позже была заложена основа драматургическому конкурсу «Асыл», и проведение фестиваля молодой режиссуры «Ремесло» тоже было поручено Кариевскому театру. Все время держались этого темпа, лишь во время пандемии немного прервались. Но и тогда старались не отставать от Камаловского театра в онлайн-работе, спектакли выложили на сервер и выставили на продажу. Открыли рубрику сказок «Тылсым» («Волшебство») в соцсетях, вели активное продвижение своих артистов. Позже наши спектакли стали участвовать в федеральных фестивалях. Это были очень насыщенные, полные прекрасных моментов годы. Я была полностью погружена в работу… Я даже не видела, как растет мой ребенок. Настолько, что пропустили медосмотр, который мы должны были пройти в годовалом возрасте. Вспомнила только через полгода.

Ну и плохая же ты была мама…

...и сейчас не особо идеальная. Меня в чем угодно можно обвинить, но только не в равнодушии к работе.

Театр, прямо скажем, вспоминали не только за его прекрасные спектакли, но и за скандалы в его стенах!

Кому-то очень хотелось выставить как скандал даже то, что на самом деле не являлось им. Я специально выше перечислила, что происходило у нас в театре, потому что чувствуется желание некоторых представить тот период в каком-то другом свете. В первый год моей работы в театре – да, были некоторые напряженные моменты. У нас работал Нурбек Батулла, и, естественно, мы хотели реализовать и его идеи. При объединении «Калеб» они с Туфаном Имамутдиновым запустили лабораторию, и ее финальный показ вызвал горячие дискуссии. Часть артистов были недовольны, что тоже естественно. Может быть, это событие отразилось не лучшим образом и на репутации самого объединения «Калеб».

Однако для истории это все произошло в театре Кариева, и уже неважно, «Калеб» это или театр…

Наверное. Но ничего не происходит просто так. Значит, мы должны были пройти это испытание. После этого случая мы как-то сплотились, объединились. Артистам я тоже говорила: не знаю, сколько лет мы вместе проработаем, но мы должны жить во взаимопонимании, быть опорой друг для друга. Когда команда начинает разделяться на две, три части – это очень тяжело.

Наличие разделений внутри Кариевского театра, кажется, тоже не секрет.

Разногласия бывают в любом театре, у людей творческих душа особенно тонкая и восприимчивая, каждому нужно отдельное внимание. Многообразие мнений, неравнодушие тоже играют свою роль. Театр – это же семья, а в семье недопонимания и ссоры неизбежны. Главное – не должно дойти до разрыва отношений. Вот это опасно.

Скучаешь по театру?

Очень. Когда прихожу в Кариевский, чувствую, будто вернулась домой. Всех их люблю. По мере возможности, хоть немного, стараюсь помогать. Для меня Кариевский театр связан с чем-то чистым, невинным. Пусть эта чистота не будет запятнана…

«Ряды “Калеб” пополняются – весь его смысл в этом»

Гузель, «Калеб» еще существует?

Да. Он продолжает жить в Кариевском театре. В этом году «Калеб» отмечает десятилетие. В первые годы работы в мэрии я не смогла уделять «Калеб» столько времени, как это было раньше. Несмотря на то что мероприятий было меньше, он не прекратил своего существования. И вот в конце 2022 года Ильсур Раисович меня спрашивает: «Как там ваше творческое объединение?» Самое интересное, что именно в эти дни я тоже думала о «Калеб». Мэр сказал – надо продолжать.

Но, Гузель, адепты «Калеб» уже стареют. Человек, который ходит в молодежные организации и привык получать бонусы за свой возраст, он никак не может стареть, все еще ждет бонусов за свое творчество и не готов жить по «полному тарифу».

Я с этим не согласна. Люди, стоящие у истоков «Калеб», – это те, кто живет полноценным творчеством, уже сделавшие себе имя творцы. Но ведь эти ряды пополняются. Весь смысл объединения в этом. Нужны и те, кто способен повести молодых за собой. Но верно и то, что людей нашего поколения, даже если им четвертый, а то и пятый десяток, все еще относят к категории молодежи.

И получается, что действительно молодым творцам дорога закрыта. Место же не свободно.

Дело в том, что любой, кто несет что-то талантливое, настоящее, он не приходит на чье-то место, он уникален, и место у него свое. Нет никакого лимита на места. Сейчас для молодежи больше возможностей показать свои способности. Если сравнить с временами, когда набирал обороты «Калеб», мы для татароязычной молодежи были практически единственной площадкой. А сейчас есть «Моң», «Дом татарской книги», «Шәрык клубы». Но в то же время молодежь все равно нуждается в поддержке. Например, Миляуша Хайруллина с большими трудностями выпустила оперу «Кави – Сарвар». Вроде бы молодых композиторов у нас совсем мало, каждого можно персонально поддержать…

Но, насколько мы знаем, возможности ей были предоставлены, и на пресс-конференции авторы благодарили за эту поддержку. Тебе спектакль понравился?

– Я не об этом. Знаю, что Миляуша долгое время не могла найти место для проведения репетиций, на свои деньги печатала ноты и раздавала оркестру… Это со стороны кажется, что им были предоставлены все возможности. Я помню, были времена, когда и Эльмир Низамов особо никого не интересовал, но он поймал волну, и теперь он на другом уровне. Наши таланты очень нуждаются в поддержке. Например, композитор Зульфат Валиуллин до сих пор за скромные гонорары пишет музыку для больших музыкальных спектаклей. А у него семья... Мне хотелось бы, чтобы молодые композиторы, поэты, писатели – будущее нашей культуры – жили в лучших условиях, имели возможность творить, не погрязнув в вопросах элементарного обеспечения себя и своей семьи. Хотелось бы, чтобы общество дорожило этими людьми, не считало такую поддержку чем-то незаслуженным.

«Была идея разработать новую концепцию улицы Баумана»

Хорошо, давай вернемся к теме татарского облика и содержания Казани. Наверное, ты согласна, что улица Баумана имеет довольно неприглядный вид и ничем не напоминает центр татарского города. Хотя бы татарские вывески, что ли, повесить, чтобы придать ей какой-то национальный облик.

Можно сказать, что свой первый год в мэрии я посвятила вывескам. Пробовала делать всё, что было в моих силах. Глава Вахитовского района в то время, Марат Фархатович (Закиров, – прим. Т-и), начал в шутку побаиваться меня. Мы провели три рейда. Но предприниматели говорят, мол, нет такого закона, который обязывал бы нас делать вывески на двух языках, вы никак не можете нас заставить. Такого закона действительно нет. Мы с этим предложением обратились в Государственный Совет Республики Татарстан.

А просто по-человечески нельзя поговорить с этими предпринимателями? Не пойдут навстречу?

Некоторые поменяли вывески. Но это же требует денег. Вывеску сделать заново и согласовать стоит около 300 тысяч рублей. У города была идея разработать новую концепцию улицы Баумана. Мы думали, что оформим вывески в одном стиле, на двух или трех языках. Но времена поменялись…

Школы, детские сады тоже к тебе относятся, правда же? Можешь сказать, сколько у нас сейчас школ, которые мы в какой-то степени можем назвать «татарскими». Что-то делать в этом вопросе вообще возможно?

В 2021 году мы провели мониторинг. В детских садах, школах независимыми экспертами был проведен анализ, знания детей проверяли через тесты, опрашивали родителей, учащихся. Как журналист я имела одно распространенное ошибочное мнение – думала, что единственная татарская школа – это татарская гимназия №2. Оказывается, в каждом районе города есть несколько сильных татарских школ. Это школы, где создана татарская среда. Конечно, я не говорю, что все 40 школ такие. Но во многих это так. Гимназия №1, школа №27, 12-я гимназия для девочек, гимназия №13, гимназия №18 – это только те, в которые я сама выезжала и сама все видела. Увидев в студии «Апуш» детей, которые хорошо говорят на родном языке, Ильсур Раисович, Марат Готович (Ахметов, – прим. Т-и) очень удивились: «Это казанские дети?» За три месяца в театральной студии такого совершенства языка не добьешься, все они – дети, которые учатся в школах Казани.

Здесь многое зависит от руководителя – как и везде. Если руководитель может повести за собой, то и методическая сторона будет сильной, и организаторская, и работа с родителями налаживается, и национальный аспект. Два года подряд мы проводили семинары для руководителей школ, детских садов, сотрудников, собрав для них самый лучший современный опыт. В этом году работаем с Московской Высшей школой, потому что некоторым руководителям не хватает знания менеджмента. Даже обучая ребенка в татарской школе, можно воспитать в нем ненависть к татарскому языку. Поэтому, хотим мы или нет, мы должны иметь современное креативное мышление. У руководителя должны быть все эти качества, которые я выше перечислила, а также знание современных веяний.

Сколько детских садов дают детям воспитание на татарском языке?

В Казани таких – 85. У нас есть очень сильные детские сады. Еще не получилось побывать во всех. Я начала активно выезжать, но из-за того, что стало больше дел, связанных с беженцами, мобилизацией, не получается успевать. Чтобы съездить в один садик, требуется полтора часа времени – а это роскошь. Пока эта работа остановилась.

Одним словом, есть у нас очень хорошо работающие и татарские детские сады, и татарские школы. От воспитателя тоже многое зависит. В «Апуш» мы педагогам ставим обязательное требование говорить на занятиях только на татарском языке.

Вот на данный момент с Управлением образования обсуждаем возможность в новых школах открывать хотя бы татарские классы. Эту мысль нам предложил родительский комитет. Если бы помимо 40 татарских школ в других общеобразовательных школах удалось открыть хотя бы татарские классы – это немного изменило бы ситуацию.

Гузель, на прошедшей недавно сессии с участием Раиса республики какой-то из твоих проектов похвалили?

На сессии были подведены итоги работы мэрии за 2022 год, и в том числе мы собрали в один ролик и показали нашу работу в национальном направлении. Рустам Нургалиевич смотрел с интересом. Мы не ради похвалы работаем, но если от руководства есть некий положительный отзыв, то это вселяет больше уверенности, что проекты будут иметь продолжение.

Не для похвалы, конечно, но однажды Минтимер Шарипович о тебе сказал очень здорово.

Это было совершенно неожиданно. Ты же сама когда-то работала в министерстве – нас обычно больше ругают, чем хвалят. Похвала от Минтимера Шариповича (Шаймиева, – прим. Т-и) пришлась как раз на тот момент, когда я была в подавленном состоянии. Его слова как будто подарили мне новое дыхание и энергию работать.

Свое будущее ты видишь в этой же системе или в какой-нибудь организации – например, директором в будущем музыкальном театре?

Когда работала в Кариевском театре, говорила: «Ходаем, хоть бы я до пенсии здесь работала». Это было мое по-настоящему искреннее желание. Если у человека есть организаторские способности, то руководить театром или каким-нибудь другим учреждением – идеальное место работы для женщины. Я же несколько раз пробовала отказаться от приглашения в мэрию. И после рождения дочери Асылъяр мечтала 3 года посидеть в декрете, пожить спокойной жизнью. Но в обоих случаях получилось так, как получилось. Я думаю, человека ведет Всевышний… Поэтому теперь особо больших планов не строю и все отдала на волю Аллаха. Конечно, мое самое большое желание – второй раз стать матерью.

И традиционный вопрос журналиста человеку, очень занятому работой или творчеством: Гузель, заботясь о процветании нации, уделяешь ли ты достаточно времени конкретному ребенку, будущему этой нации, – твоей дочери Асылъяр?

По сравнению с другими мамами – наверное, совсем мало. Это большая и очень волнующая меня тема… Все свои переживания я откровенно высказала на страницах журнала «Сююмбике» – в «Письмах к Асылъяр». На тот момент дочка была совсем крохой. Потом она пошла в садик, и стало легче. Но все равно, когда по вечерам, в праздники, в выходные ты вынуждена уходить из дома – это очень тяжело. Поэтому по вечерам стараюсь хоть ненадолго отставить дела в сторону и посвятить всю себя дочери. Мы вместе играем в куклы, балуемся, обнимаемся, рисуем.

Гузель, тебе, уже заместителю мэра города, могут вот так запросто позвонить и пожаловаться на какие-то бытовые вещи наши представители татарской интеллигенции, активисты? Я, например, заметила, что на мемориальной доске Шахсанем Асфандияровой из-за ветхости выпали две буквы, и просто отправила фото тебе.

Да, мы это исправили. Действительно, многие звонят напрямую. Я стараюсь помочь и сделать всё, что в моих силах.

Спасибо, Гузель, за интервью и твою работу!

Автор: Рузиля Мухаметова, intertat.tatar; перевод с татарского