news_header_top_970_100
16+
news_header_bot_970_100

Далекое-близкое// СУДЬБА ПРАВНУКА СУЛТАНА //[31 января, №4]

 (Окончание. Начало в № 3) Ленин, насколько известно по документам, до 1917 года с большевиками-татарами не встречался. Заканчивая этот сюжет, скажем, что большевистская струя в общественном движении мусульман до 1917 года была весьма слаба. Эта политическая ниша в то время заполнялась более умеренными партиями и группами, а также эсерами, импонировавшими молодежи своей романтикой террора.

1-я Государственная Дума — первый в истории России легитимный парламент — собрался 27 апреля 1906 года. Хотя в адрес этого первенца демократической весны 1906 года были вылиты ушаты политической грязи, вначале чиновниками самодержавия, а затем успешно продолжившими их дело советскими историками, Дума была явлением примечательным и положила начало целой эпохе. И если уж говорить о принципе представительности, то весьма любопытно сравнить состав первой Думы с теперешними парламентами в России и других странах СНГ. Дума, избранная при самодержавии, намного полнее отражала социальную структуру страны. Вот такой, на первый взгляд, парадоксальный вывод.

В числе ее депутатов более 20 человек были избраны от мусульманских регионов. Среди них и Селимгирей Джантюрин — депутат от Уфимской губернии.

В своей уникальной книге “Мусульманские депутаты в I, II и III Думах. Их деятельность” (Казань, 1911 год) Фуад Туктаров дает четкие, а порой и едкие характеристики. Не случаен его псевдоним “Усал” - злой. Однако в очерке, посвященном Джантюрину, нет саркастических оценок, а где-то проскальзывают даже теплые нотки. В частности, он пишет, что Джантюрин мог бы сделать большую карьеру и стать крупным чиновником в столице. Однако стремление помочь своему народу, и в первую очередь башкирским крестьянам, закрыли ему эту дорогу.

С.Джантюрин, хорошо знавший земельные отношения на территориях, населенных башкирами и татарами, видевший многолетнее их разграбление (вспомните хотя бы рассказ-притчу Л.Толстого “Много ли человеку земли надо?”), стал членом бюро группы автономистов и активным деятелем аграрной комиссии. Придерживался позиции “партии народной свободы” — кадетской, предлагавшей наделение крестьян землей за счет массивов, находившихся в ведении правительства, монастырей, церквей и удельного ведомства. Предусматривался и процесс частичного отчуждения помещичьей земли за выкуп. Фамилия Джантюрина стоит под рядом думских документов. Он вместе с Алкиным и Сыртлановым подписал в числе других депутатов протест в связи с воззваниями казанского, саратовского и московского губернаторов, в которых компрометировалась деятельность Думы.

Дальнейшая жизнь С.Джантюрина связана с общественно-политической деятельностью, проходившей в основном в Уфе и Петербурге, хотя он неоднократно посещал Казань. Он, не будучи депутатом, активно помогает мусульманским фракциям II-IV Дум. В круг его общения входят многие видные политики и деятели культуры: И.Гаспринский, Юсуф и Ибрагим Акчурины, З.Рамеев, А.Топчибашев, А.Букейханов, А.Цаликов, С.Максуди, Г.Исхаки. Огромную роль сыграл Джантюрин в формировании политических и научных взглядов З.Валиди — будущего первого руководителя суверенного Башкортостана. За консультациями к нему постоянно обращались мусульманские депутаты II и III Дум. Дом Джантюрина практически стал местом заседаний и встреч мусульманских фракций этих созывов Думы.

Хотя большинство татарских, башкирских и других мусульманских деятелей до начала первой мировой войны свои национальные требования в основном сводили к проблемам культуры и образования, Джантюрин и его друг Г.Сыртланов одними из первых заявили о праве мусульманских народов на различные формы территориальной автономии. Кстати, одна из первых (если не самая первая) книг на татарском языке о территориальных проблемах мусульман России — “Автономия” Рашида-казы Ибрагимова — была опубликована на средства Джантюрина.

После начала первой мировой войны Джантюрин принимает активное участие в работе мусульманской фракции IV Государственной Думы. Консультирует депутатов, помогает с публикациями в русской прессе. По его рекомендации для работы в мусульманской фракции из Уфы приглашается З.Валиди, писавший впоследствии, что именно это помогло ему усвоить многие политические истины. Политическая позиция самого Джантюрина сводилась к умеренной поддержке правительства, без апологетики “флага над Босфором” и “креста над святой Софией”.

Во время драматических событий февраля-марта 1917 года Селимгирей Джантюрин оказывается на авансцене политической жизни, являясь одним из самых авторитетных деятелей мусульманского мира России. Снова, но теперь уже вместе с З.Валиди, он выдвигает идею федерации как формы создания “постимперской” России. На первых порах даже такие видные деятели, как А.Цаликов, М.Чокаев, А.Ахтямов, И.Лиманов на заседании мусульманской фракции выступали за единую, неделимую и демократическую Россию. Громкий конфликт в среде мусульманских политических деятелей вызвало выступление Садри Максудова и его публикация в газете “Русская воля” с фактической поддержкой ведущейся войны. Письмо с резким осуждением такой позиции подписали А.Цаликов, З.Валиди, С.Джантюрин, З.Шамиль, Г.Исхаки, К.Хасанов.

Весна и лето 1917 года были временем консолидации мусульманских движений, искавших свое место в новых структурах демократической России. Джантюрин принимает участие в ряде мусульманских съездов в Москве и Казани, а затем, вернувшись в Уфу, становится одним из идейных вдохновителей создания республики “Идель-Урал”.

При формировании правительства “Милли идаре” Джантюрин назначается одним из руководителей финансовых ведомств. К его консультациям прибегают многие политические деятели Средней Азии и Казахстана. Среди них А.Букейханов, В.Таначев, М.Чокаев, М.Тынышпаев и другие. Однако лидером этих общественных движений он не стал. Не исключено, что Джантюрин начал уже уставать от политической деятельности и разочаровываться в ней. Некоторое время он проводит в своем родовом гнезде — деревне Килим в Предуралье.

После Октябрьского переворота и начала гражданской войны Джантюрин постепенно отходит от активной политической деятельности. Сложными были и семейные обстоятельства: после смерти (до войны) жены С.Тевкелевой на руках у него остались дочери Сара и Заира. Дома в Петербурге и Уфе были конфискованы, потерял он и земельные владения. С 1920 по 1923 годы Джантюрин работает статистиком в различных учреждениях Иркутска, а с 1924 года — в Москве. В столице он вместе с дочерью живет в небольшой комнате коммунальной квартиры. В 1925 году переезжает в Казань к старому другу Аскару Шейх-Али, где ему предоставляют комнату в доме Шахбаз-Гирея Ахмерова. С августа этого же года он становится служащим Наркомторга Татарии. Последний год жизни проводит в тесном общении с семействами Алкиных, Ахмеровых, Шейх-Али, с которыми состоял в родстве. Остроумный собеседник, добрый и отзывчивый человек — таким он запомнился людям, знавшим его в Казани.

Аскар Шейх-Али и Селимгирей Джантюрин, с уважением относясь к основным канонам ислама, были ортодоксально религиозными людьми. Hepедко между ними разгорались споры — есть ли все же загробная жизнь? Рассудительный и привыкший к точным формулировкам Шейх-Али считал, что если и есть, то доказать это вряд ли возможно. На что более эмоциональный Селимгирей как-то сказал: “Если мне придется умереть раньше тебя, то я уж найду способ напомнить о себе из потустороннего мира... Если, конечно, он есть”.

Динара Аскаровна Шейх-Али вспоминает, что через несколько дней после того, как тело Селимгирея предали земле, у них дома случилось происшествие, которому так и не нашли разумного объяснения. В совершенно пустой комнате (семья находилась в другой) послышался шум. Оказалось, что с пианино упала фотография Селимгирея в рамке. Но упала как-то странно: не плашмя, а как будто бы кто-то ее прислонил к инструменту. Окно было закрыто, двери тоже. Аскар Шейх-Али полушутя-полусерьезно сказал: “Ну вот, Селимгирей сдержал слово...”

Булат Султанбеков

news_right_column_1_240_400
news_right_column_2_240_400
news_bot_970_100