Актуальная тема//ЗЕРКАЛО ИСТОРИИ//12 октября, №41

Получается, что мордовское население страдало только от походов татарских ханов на Русское государство, а многократные нашествия русского воинства на их земли как будто являлись чуть ли не праздничными событиями. Он не учёл того, что шла борьба двух государств и за время существования Казанского ханства, как подсчитано В. В. Похлебкиным, между ними произошло 13 войн, из которых 6 начинали казанцы, 7 – по инициативе Москвы (Похлебкин В.В. Татары и Русь. Справочник. М., 2000. С.116-117) . Невнятно написана этим автором и статья «Казанские набеги». В ней содержится совершенно непонятное предложение: «В 1439 хан Улуг-Мухаммед предпринял поход на Москву, в 1445 его сыновья Махмутек и Якуб взяли в плен великого князя московского Василия II…»? Где, каким образом они пленили Василия II? Откуда несведущий читатель узнает, что так печально закончилась для великого князя затеянная им самим битва под Суздалем (7 июля 1445 года)?

Сомнение вызывает утверждение этого автора и о том, что «некоторая часть мордвы была насильственно переселена в … центральные районы» ханства (Т.1, Саранск, стр. 379). Какая была необходимость в этом?

Ёмко и с позиций научной объективности написана статья «Казанское ханство» в «Ульяновско-Симбирской энциклопедии» (Ульяновск, 2000, авторы – В. В. Казюхин, Л. М. Константинова, редактор-составитель Егоров Вячеслав Николаевич).

На страницах многотомной ТЭ – большое количество статей, связанных с общероссийской историей. В них немало сюжетов, проблем, в освещении которых мы расходимся с тем, что содержится по этим же вопросам в официальной русской историографии. Это, прежде всего, касается статей, в которых освещаются роль татарского народа в истории России и роль Русского государства в судьбах татарского народа. Мы иначе, чем в общепринятой историографии России подаем материалы по истории Золотой Орды, в том числе и по Куликовской битве, об Улуг-Мухаммаде, основании Казанского ханства; в ТЭС содержатся статьи: Российское законодательство о татарах, Христианизация народов Среднего Поволжья и Приуралья, Русификация. Эти темы прозвучат и в соответствующих томах ТЭ, но в Большой Советской энциклопедии эти вопросы не затрагивались. Посмотрим, как поступят с этими темами создатели Большой Российской энциклопедии.

На страницах ТЭС, изданных и готовящихся к изданию томах ТЭ немало статей о деятелях культуры народов Среднего Поволжья и Приуралья, которые либо являются уроженцами Татарстана, как, скажем, выдающиеся деятели чувашской культуры Яковлев Иван Яковлевич, Хузангай Педер Петрович, либо получили образование и потом работали в Казани. Это чуваши Никольский Николай Васильевич, Ашмарин Николай Иванович, Бичурин Никита Яковлевич, мордвин Евсевьев Макар Евсевьевич; у нас есть статьи о многих ученых-гуманитариях, поднимавших общие для народов Среднего Поволжья проблемы (например Василий Димитриевич Дмитриев).

И, конечно же, в ТЭ немало статей о людях, которые оставили заметный след в истории культуры татарского и башкирского народов. Это и композиторы Альмухамедов Газиз Салихович, Габаши Султан Хасанович, и балетмейстер Гаскаров Файзи Адгамович, которому дана дефиниция «классик башкирского и татарского народно-сценического танца», и Бабич Шаехзаде Мухмедзакир улы – татарско-башкирский поэт, публицист, общественный деятель и Валиди Ахмад-Заки Ахметшахович – политический деятель, востоковед-тюрколог и т.д.

Однако по мере появления энциклопедических изданий у наших уважаемых соседей и научных изданий, публиковавшихся в процессе разработки национально-региональных энциклопедий, стало ясно, что в освещении общих вопросов этнической истории и культурно-исторического наследия башкирского, татарского и чувашского народов есть и серьезные нерешенные проблемы.

У нас вызывает недоумение утверждение, которое содержится в статье «Башкирская литература» в 1-м томе Башкирской энциклопедии. Там написано: «Традиции ист.-лит. произв. Якуба бен Нугмана «Таварихи Булгария» («История Булгарии») были продолжены в 19 в. в одноименных сочинениях башкирских писателей Г.Сокроя и Т.Ялсыгула» (стр. 349). Во-первых, Якуб ибн Нугман жил в 11 в., был булгарским кадием, он булгарин. До нас дошли сведения, что он - автор работы «История Булгарии». Какое отношение это не сохранившееся историческое сочинение и он сам имеют к башкирской литературе 19-го века?

Во-вторых, Гали Чокрый и Тазетдин Ялчыгул не могут быть объявлены только башкирскими писателями. Тазетдина Ялчыгула, прах которого покоится на кладбище д. Имянлебаш Заинского района РТ, в книге «Башкортостан. Краткая энциклопедия» (1996) автор статьи о нем, Рашид Закирович Шакуров, именует: «Ялсыгул аль-Башкорди, башкирский поэт, ученый» (кажется, во всей этой книге это единственная конструкция башкирской фамилии с частицей аль). Что касается Г.Чокрыя, автора знаменитого стихотворения «Мђдхе Казан» («Казанны Мактау» – «Восхваление Казани»), в краткой энциклопедии Башкортостана отдельной статьи о нём ещё не было, тогда – в 1996 году он ещё не был приписан к башкирской литературе, но за истекшее после этого десятилетие его статус претерпел вот такое изменение.

Ещё более сложное положение с биографией поэта Кул Гали.

Татарское обществоведение долгое время жило в убеждении, что это булгаро-татарский поэт, и татары – единственные наследники его творчества и имени, но оказалось, что своим его считают и некоторые другие народы. Не принимать этого во внимание нельзя. Поэтому в Татарском энциклопедическом словаре мы написали: «Кул Гали (ок. 1183 – между 1236 и 1240), поэт, основоположник татарской письменной литературы. Автор лироэпической поэмы «Сказание о Йусуфе…». Поэма сыграла огромную роль в формировании этических представлений татарского народа, в становлении и развитии его литературного языка. В местах компактного проживания татар обнаружено ок. 200 списков поэмы. Первое издание произведения Кул Гали было подготовлено Утыз Имяни и осуществлено в 1839…. Поэма переиздавалась в Казани более 80 раз». Как видно, здесь речь идет не о том, что он татарский поэт, а о том, что истоки татарской литературы восходят к его творчеству, что его поэма уже в далеком прошлом являлась органической частью духовной жизни татарского народа. Это ведь не отнимает Кул Гали ни у башкир, ни у чувашей. Исследователями выявлены убедительные материалы о том, что поэма Кул Гали была популярна у татар ещё в давние-давние времена.

В 1983 году Институтом языка, литературы и истории им. Г. Ибрагимова была издана объемная книга «Кул Гали. «Кысса-и Йусуф». В ней приведена таблица числа её списков, выявленных в различных регионах проживания булгар, позднее – татар. Из неё следует: в Татарстане к 1983 году было выявлено 115 экземпляров, в Пермской области – 11, в Горьковской области – 6, в г. Астрахани – 4, в Свердловской области – 3; по 2 экземпляра обнаружено в Тюменской, Оренбургской областях, г.Касимов, по одному – в Волгоградской, Ульяновской, Челябинской областях, г. Кировобад и 9 экземпляров – в Башкортостане (Кул Гали. Кысса-й-Йусуф (на старотатарском, современном татарском и русском языках). Казань, 1983, с.490) . (К сожалению, в источнике не уточняется, в каких семьях были обнаружены эти 9 списков – татарских, башкирских, или других.) Итак, в Татарстане было выявлено наибольшее количество экземпляров. Но интересно не только это. Важно, как это произведение функционировало среди татар.

Татарский поэт Сайфи Кудаш (Кудашев Сайфи Фаттахович (1894–1993) в своих воспоминаниях «Хатердђ калган минутлар» («Незабываемые минуты») писал, что длинными зимними вечерами их большая семья дружно собиралась вокруг семилинейной керосиновой лампы и слушала, как старший брат читает книги.

Из всех книг, писал он, почему-то чаще всего любили слушать «Книгу Йусуфа», «она всегда читалась нараспев». Книга была уже достаточно потрёпанной, местами текст стёрся, и брат начинал запинаться на отдельных словах старотатарского языка, тогда ему на помощь приходила мать. «Хотя, – продолжает он, – она не умела читать, но по памяти … точно подсказывала ему слова, подталкивая к дальнейшему чтению…» (Сђйфи кудаш. Хатердђ калган минутлар. Казань, 1959. С.6-7; цит. по книге «Кул Гали. Кысса-и-Йусуф»... С.16-17) .

Обратим внимание на то, что мать поэта, неграмотная женщина, знала поэму наизусть. Такие же свидетельства о своих родителях оставили писатель Зариф Башири (1888-1963), народный писатель ТАССР Гумер Баширов (1901–1999) и др.

Таким образом, поэма, родившаяся в Волго-Камье, вместе с татарами пришла на восток – к Перми, Екатеринбургу, Тюмени, от Касимова – на юг к Астрахани, Оренбургу и т.д.

Что же говорят башкирские исследователи о Кул Гали? В книге «Башкортостан. Краткая энциклопедия» на стр. 355 сообщается, что Кул Гали – «древнебашкирский и древнеболгарский поэт. Происходил из знатного рода башкирского племени айле. Служил 45 лет мударрисом в Хорезме. Автор поэмы «Кысса-и Йусуф», или «Йусуф и Зулейха» («Киссаи Йљсоф», йђки «Йосыф њђ Зљлђйха»), написанной на языке тюрки. Поэма была широко распространена в рукописных списках по всему Урало-Поволжью, ныне входит в сокровищницу культуры башкир, татар, узбеков, казахов, туркмен, каракалпаков». Чувашей они не указали, но упомянутый выше Михаил Николаевич Юхма в своей книге «Древние чуваши» пишет: «Многие годы имя Кул Гали было забыто, а потом татары приписали его к своей истории, а мы, прямые потомки болгаро-чуваш, носители родного языка Кул Гали, делали вид, что его не знаем. Когда я или другие поднимали голос в защиту Кул Гали, нам говорили: «Он – мусульманин, он не наш» (Юхма Михаил. Древние чуваши. Исторические очерки. Чебоксары, 1998. С.256).

Так чей же он, Кул Гали – татарский, башкирский, чувашский? И как сейчас можно решить этот вопрос?

В 3-м томе ТЭ дана статья известного исследователя творчества Кул Гали Н. Ш. Хисамова. Статья начинается с дефиниции, состоящей всего из одного слова – «поэт» и далее: «Автор лироэпической поэмы «Кысса-и Йусуф». По мнению татарского тюрколога Э.Н.Наджипа, языковые особенности произведения свидетельствуют, что оно было создано в Нижнем Поволжье, где происходило активное взаимодействие огузов и кипчаков» (с. 267).

Таким образом, в ТЭ мы отходим от приписывания произведения этого выдающегося тюркского поэта к культурно-историческому наследию только татарского народа. Думаю, что от этого история духовной культуры татар не оскудевает, но создаются условия для того, чтобы протянулась ещё одна родственная нить к нашим этническим сородичам.

Разрабатывая многотомную Татарскую энциклопедию, мы стремимся акцентировать внимание прежде всего на том, что роднит и сближает народы. В 1‑м томе ТЭ, например, можно прочесть: Акмулла…, татаро‑башкирский поэт‑просветитель, чичян. Творческое наследие Акмуллы считается достоянием и казахской литературы (с. 82); во 2‑м томе: Гафури (Гафуров) Маджит... … Классик татарской и башкирской литератур (с. 69) и т.д.

А почему Кул Гали не может быть такой же общей гордостью наших народов?

Мы исходим из того, что духовные богатства, в отличие от материальных, по мере роста числа пользующихся ими не убывают, а приумножаются.

В 1-м томе ТЭ дана статья «Булгарский язык». Там подход нашей редколлегии к вопросу о наследниках этого языка отличается от точки зрения, которую отстаивают некоторые крупные исследователи татарского языка.

Например, академик АН РТ М. З. Закиев и чувашский историк Я. Ф. Кузьмин‑Юманади в монографии «Волжские булгары и их потомки» (М., ИНСАН, 1993) писали, что «… у волжских булгар был только один-единственный исторический преемник – это казанские татары»… (с. 157). Мы посчитали, что это – крайность.

Статья «Булгарский язык» в 1-томе ТЭ завершается словами: «Во 2-й половине XIX в. татарским ученым Х. Фаизхановым в булгарских эпиграфических памятниках 2-го стиля были выявлены и элементы, характерные для чувашского языка. Впоследствии, в исследованиях Н. И. Ильминского, Н. И. Ашмарина, позже в работах Н. А. Баскакова, Н. И. Егорова, М. Р. Федотова и ряда зарубежных учёных – А. Рона-Таш, О. Притцак и др. сложилась булгаро-чувашская концепция, согласно которой булгарский язык является одним из основных компонентов, из которых сформировался чувашский язык».

Гумер САБИРЗЯНОВ, заместитель директора Института Татарской энциклопедии