Даниил КРАМЕР:

Пресс-конференция ИА «Татар-информ» с джазовым пианистом Даниилом Крамером и американской певицей Пуччи Амандой Джонс состоялась в Казанском музее социалистического быта. Встреча с журналистами была приурочена к открытию в Казани циклов концертов «Вечер джаза с Даниилом Крамером».

Даниил Крамер - известный российский джазовый пианист, педагог, композитор и продюсер, известный как своими регулярными и массовыми выступлениями, так и самостоятельно разработанной схемой гастрольных абонементов джазовой музыки в филармонических залах России.

Каковы ваши впечатления от посещения Казанского музея социалистического быта?

Д.К.: Я тут не в первый раз и думаю, что такого рода образование в Казани уникально. Я даже отдал сюда свои джинсы. Могу сказать, что народ, у которого нет памяти, который не помнит, который не желает помнить свое прошлое – это хреновый народ. Это в общем-то и не народ вовсе, а просто собрание людей. Народ – это когда не только на одном языке разговаривают, но и чувствуют гордость за собственную историю, какая бы она ни была, какую сделали, такая она и есть, она наша, ее такой надо воспринимать. Когда есть такие вещи, как этот музей, значит, что есть люди, которым не все равно, что было у нас в прошлом. А как мы можем научиться, что нам делать в будущем, если мы не знаем, что было в прошлом. Вот и начинаются ошибки в будущем. То, что сделано в Казани, это классно, это память, это настоящее, без чего мы когда-то не могли жить, а теперь изо всех сил часть из нас пытается все забыть. Так вот этого не надо делать.

А.Д.: Мне очень понравился музей – это часть чего-то особенного, это красиво, интересно. Когда история растет на глазах, это всегда впечатляет, это всегда приятно, меня очень восхитила детская коляска, установленная рядом с радиоприемником, это здорово.

Даниил Борисович, чем вы порадуете казанскую публику в этом году?

Д.К.: В этом году я предложил абонемент, связанный с вокалом, причем в Казани выступят три категорически не похожих друг на друга человека, как день и ночь. Я начну с конца. В апреле в Казань приедет вокалистка и гитаристка из США Николь Фурнье. Концерт будет называться «Американский блюз». Это блестящая блюзовая гитаристка из Техаса. Хотя она белая, но выросла вместе с черными носителями блюза, впитала в себя всю культуру, его религиозность, бесшабашность. Она и сама такая – с одной стороны абсолютно религиозная, с другой стороны невероятно непредсказуемая. Я и сам не знаю, что она будет вытворять на сцене, она может быть сама скромность, а может быть будет сама неудержимость. Это бесполезно прогнозировать.
В феврале я привезу сюда одну из самых глубоких джазовых вокалисток из Нью-Йорка Тесса Сутер, она привезет вообще какой-то специально готовящийся для России проект, связанный с джазом, но который пройдет в сопровождении классических музыкантов. Насколько я помню, она собирается привезти с собой виолончелиста и скрипача, к ним присоединюсь я. Вот тут боюсь, что я уже не знаю, будет ли она моей гостьей, не стал бы я ее гостем.
В этот раз я приехал вместе с Пуччи Амандой Джонс. Пуччи – это шуточное, детское имя певицы, которое так и осталось с ней. Певица сделала вокальную карьеру, кроме того, работала моделью в Париже и Нью-Йорке, имеет собственный бизнес. То есть, она бизнес-леди, которая еще и профессиональный музыкант. Но не это главное. Я увидел в ней тот тип джазового шоу, который практически забыт не только в нашей стране, но и в США. Это тот тип, который существовал во времена Дюка Эллингтона. Надо понимать, что современный шоу-бизнес взял внешние стороны старого джазового шоу, но не для того, чтобы в мистическом обряде объединить всех сидящих в зале и находящихся на сцене, чтобы души объединились и вознеслись. Современный шоу-бизнес взял только внешние черты, она же является носительницей старых черт джазового шоу, она относится к каждому своему выступлению, как к обряду, миссии, когда все, кто присутствуют в зале, кто находится на сцене, должны немедленно объединиться для того, чтобы с помощью музыки, ритма наши души объединились. В этом смысл джаза. Джаз создан людьми, религиозными до мистики, только те, кто сидит в ресторанах, и пьют под него пиво, не всегда это понимают.

Аманда, с каким настроением вы пойдете на концерт в Казани?

А.Д.: Я хочу, чтобы вы насладились музыкой, были потрясены ею, а проснувшись с утра, сказали, вау, это было круто.

Каковы ваши впечатления от города, местной кухни?

А.Д.: Я вегетарианка. Мне понравилось, что здесь всегда в наличии сыр и хлеб, который я люблю. Мы в Казани ходили в ресторан суши и восточный ресторан, где мне очень понравилась, очень сытно. Сравнивая же американские и местные кухни, то американская еда ужасная, очень жирная, поэтому у нас есть проблемы с формами у людей, здесь же я вижу много стройных тел, это очень здорово, что же касается мяса, то мне трудно судить, я же вегетарианка, а овощи везде одинаковые.

Ваши любимые места в Казани?

Д.К.: Да, есть. Я несколько раз гулял по Казанскому Кремлю, который мне очень нравится. Я помню Казань до реконструкции, я много лет приезжаю сюда и вижу нынешнюю Казань. Мне многое нравится. Особенно то, что сохранена часть атмосферы старой Казани, что не убрали маленькие дома, не пошли на то, на что пошли в Москве. Я не уверен в том, что мне нравится нынешний облик Москвы. Я рад, что в Казани при реконструкции удалось сохранить старинные дома. Если ваши власти смогли воспротивиться их сносу, то я рад вашей власти. Мне нравится здесь, это один из тех городов, который, к счастью, сумел сохранить свое лицо. Чего я вам и дальше желаю.

Ваше самое необычное выступление, которое состоялось или куда вас приглашали?

А.Д.: Мое самое необычное выступление состоялось на похоронах.

Д.К.: Я объясню. Речь идет о так называемых «нью-орлеанских» похоронах, когда музыканты выходят с отпевания и начинают играть крайне веселую музыку. Люди верят, что душа покойного уже в раю и дальше его надо сопровождать уже очень веселой музыкой. И уходить с кладбища надо с веселой музыкой, с песнями и танцами. Чтобы умершему там было хорошо. Это идет от африканских обрядов. Я тоже выступал в подобном формате. Случилось это на похоронах Георгия Бахчиева в России. Он завещал похоронить его по нью-орлеанскому обряду. Это была зима, и это был один из самых страшных моментов в моей жизни. Было минус 20 градусов мороза. Там было много знаменитых музыкантов. И когда гроб начали опускать в землю, то музыканты с примерзающими губами заиграли веселую, пляшущую музыку, при этом у всех текли слезы, потому что мы его очень любили. Тогда, во время похорон, у многих музыкантов, в том числе и у меня, началась истерика. Некоторых просто пришлось уводить. Мы не могли этого вынести. Это страшнее любого похоронного марша, я никогда ничего подобного не испытывал и, честно говоря, не желаю больше.

А.Д.: Я бы хотела, чтобы меня также провожали в последний путь по нью-орлеанскому обычаю.

Д.К.: Самое необычное мое выступление было под баобабом в Мали на открытой площадке при температуре 40 градусов жары. Экзотики мне хватило на всю жизнь.

Даниил Борисович, наверное, можно говорить о том, что у вас особенное отношение к Казани. Вы сотрудничаете и с Татарским театром оперы и балета, это ваш не первый абонемент в БКЗ, причем на ваших концертах всегда полные залы. Как вам удается подарить зрителям столько позитивной энергии, привлечь такое количество слушателей?

Д.К.: Во-первых, я делаю это все не сам. Я приглашаю тех музыкантов, которые не уступают мне по способу посыла энергетики в зал. И один из моих секретов с самого начала – это секрет моего отношения к тем людям, которые приходят в зал. То, что я сейчас скажу, это не просто слова. Когда начал выступать в Москве на разовых концертах, то познакомился с самыми знаменитыми людьми советской эстрады. Однажды мы стояли за сценой с одним из них. Когда пришло его время выступать, он извинился и сказал, что пойдет немножко «поунижается», а потом вернется ко мне вновь. Тогда я сказал себе, что никогда не буду таким. Я множество раз сталкивался с этой паршивой фальшью, с ложью, когда вам в лицо говорят одно, и на сцене вам говорят одно, а чувствуют по отношению к вам совершенно другое. Либо чувствуют, что вы это кошелек для зарабатывания денег.

Так вот, наверно, потому в зал и приходят, что тогда я пообещал себе - никогда выход на сцену не станет для меня унижением, хотя я пережил столько. Всякое было в моей жизни. Я играл на инструментах, на которых не хватало клавиш, но я играл. Я играл на публику, которая орала мне, еще тогда, в постсоветские времена, «Ламбаду давай!». И все равно мое отношение к зрителям оставалось неизменным. В одном из залов пьяный швырнул в меня на сцену бутерброд. Я ушел, но потом вернулся, доиграл концерт как артист.

Меня много раз называли миссионером, хотя я много раз говорил, что никогда не ставил себе это целью. Это получается автоматом - либо ты имеешь это отношение к публике, либо ты знаешь, для чего играешь. Процентов 85 музыкантов играют, потому что это способ их существования. Процентов 85 музыкантов играют также потому, что это способ удовлетворить их тщеславие. Ведь сцена – это чудовищный наркотик. Я никогда не удивлялся, когда люди объявляют о своем уходе со сцены, но на самом деле не уходят. Это не только пиар, это невозможность уйти. Они думают, что могут и я себе говорил, что уйду когда-нибудь со сцены, чем старше становлюсь, то все больше понимаю, что это невероятно трудно, либо практически невозможно будет это сделать. Просто не захочу врать в этом случае, пока приглашают, буду играть. Вот и весь секрет.

Много ли в России таких городов-счастливчиков, где проходят ваши абонементные концерты?

Д.К.: Все, которые приглашают и которые способны меня принять. Я привожу с собой музыкантов, которые исповедуют то же самое, что и я. Какая бы ни была сцена, они выходят туда, каждый концерт они играют как последний в жизни.

Материал подготовила Люция Камалова.